За двухнедельную бомбардировку Ревеля успеха добились дважды: обвалили стену одной из башен, да сшибли шведский прапор. Но радость от успеха оказалась недолгой: к утру ревельцы стену восстановили, а боевое знамя свалилось внутрь крепости, и добыть сей славный трофей не удалось.
Русские конники каждое утро гарцевали перед воротами, выманивая неприятеля на честный бой. Но ревельский гарнизон оставался глух к такому вызову. Несколько раз шведы устраивали дерзкие вылазки, подбирались к русским пушкам, сходились в рукопашную с ратниками пищальной охраны, забивали гвозди в запальные отверстия, чем надолго выводили орудия из строя. Отбивать такие набеги поднимались воины передового полка. Бешено мчались от становища к месту схватки. Но только и видели уходящие в ворота крепости отряды неприятеля. Затем со стен летела картечь и ядра, и передовому полку приходилось ещё быстрее нестись назад, оставляя за спиной погибших и раненых товарищей. Раненые стонали и отчаянно взывали о помощи. За ними возвращались, когда стихала пальба, и когда десятники определяли чьи ратники остались лежать на поле. Им оказывали помощь, если к тому времени те не истекали кровью и не замерзали насмерть.
Однажды, наблюдая всё это, Хлебалов в сердцах сказал:
– Чем воеводы думают?! Нам бы апроши ночью насыпать.
– Чевойт энто? – сразу же откликнулся Алешка. Он опять крутился возле Кирилла, чем безмерно раздражал последнего.
К тому же отрок оказался любознательным. До всего ему было дело. Может от того и пищаль господская в руки к нему попалась – тянуло паренька к знаниям.
Хлебалов хотел огрызнуться, отделаться от настырного юнца. Но передумал, и наставительно сообщил:
– Придумка немецкая. Насыпи земляные, чтоб пехоту, али конников подвести к крепости, и под пищали, да огненный бой со стены не попасть.
– Так щанец же есть. – Искренне удивился Филипп, прилаживающий над костром походный котелок. – Там и насыпь и щиты.
– До шанца ишо доскакать надь. – Благоразумно объяснил Игнат. – А в чистом поле нас швед из пищалей посечет. Видал скоко наших ужо полегло?
Вместо ответа, Филипп зашелся кашлем.
Кирилл, прищурив левый глаз, пристально поглядел на толкового Игната. Тот расположился возле костра, занимаясь починкой седла. Привычной для себя работой.
Хлебалов хотел промолчать, считая недостойным точить лясы с холопами, но передумал и добавил:
– К тому апроши заморские и нужны.
– Где ж ты такое бачил? – поинтересовался Михайло. Разговор привлек и его. Тот выбрался из палатки, на ходу запахивая тулуп.
Хлебалов не понимал, что с ним происходит, но продолжал делиться с этой чернью собственными мыслями и знаниями. В какой-то миг он испугался, что охолопился настолько, что стал товарищем для тяглых. Но с другой стороны, так оно и есть. Сейчас он один из них: боевой холоп московского господина Рогова. Боевой товарищ охотникам, конюхам, ремесленникам. Воинам по прибору, а не по отечеству. Теперь он и сам таков.
– Я прошлом годе в плену был у посполитов. – доверительно сказал Кирилл. – Сошелся с немцем одним. Он у литовцев на службе состоял. Земельных дел мастер. Все балагурить любил. По-нашему учился. Хорошо ругался, собака!
– Я тож у турок в полоне сидел. – Поддержал Михайло. – Полгода. Потом утек.
– Я из плена выкупился! – Хлебалов гордо приподнял подбородок. – За двести рублей!
Ратники удивленно глядели на Кирилла. Никто из них не представлял, что такой выкуп можно собрать. Да и вряд ли кто из них представлял, что такое богатство существует, и им может кто-то обладать.
Хлебалов обладал. И даже после уплаты выкупа оставался в силе выставлять урочное число боевых холопов на смотр. Конечно же, уже не с прежним блеском, не так "цветно", но и это могло исправиться, кабы Господь сподобился ему отсрочить пару лет.
Ан нет. Пришла беда – отворяй ворота.
Заступил в их приграничный городок новый второй воевода. Московский дворянин Митрофан Оладьин. Тот самый, из-за кого Хлебалов двумя годами ранее оказался брошенным своими в битве под Коловертью.
Сотенный голова Оладьин тогда отделил полусотню Хлебалова для защиты обоза, а сам с первыми воеводами помчался прочь, спасаясь от шведов, не имевших даже сил преследовать многочисленную бегущую русскую армию.
Оставшиеся бились два часа. Оберегали обоз и большой пищальный наряд. Сбежавшие воеводы не смогли или не захотели развернуть полки навстречу врагу. Даже не удосужились приказать готовить пушки к бою.