И, прекрасно понимая, что сделав это, она на всю жизнь лишит себя танца, а значит с каждым днем будет все больше чахнуть и умирать, сделав это, она перестанет быть той, кем является теперь, обретя статус страдающей калеки, Элли все равно была полна решимости. Но сдаваться сейчас, когда впереди не было никакого будущего, она не собиралась. И какая теперь разница: инвалид она или нет?
Судя по всему, эти больные мысли отразились в ее горящих, уверенных и решительных глазах, потому что Бао просто шокировано уставился на нее, а в следующую секунду, когда Элли зарычала и замахнулась ножом, чтобы поразить собственную руку, он запрыгнул на кровать и, перехватив руку, сжал ее до боли, а другой рукой схватил Элли за шею и грубо поднял так, что она начала задыхаться.
- Чертова девка!!! Да как ты смеешь меня шантажировать? Никто еще не позволял себе такого со мной, и тебе это с рук не сойдет! – Бао задыхался от гнева. – Так, значит, умереть или остаться калекой ты не боишься… Похвально! Храбрость духа для японца – одно из лучших и благороднейших качеств… Правда, это для мужчины. – добавил он. – А вот женщина… Она должна быть послушной и кроткой, как милая овечка! И делать то, что велит ей мужчина! – снова зарычал Бао. – Раз ты такая смелая, для тебя у меня будет другое наказание… Кио, Лин! – крикнул он вдруг резко.
Из-за двери показались два телохранителя и, сложив ладонь к ладони на груди, поклонились боссу. Бао гнусно улыбнулся и что-то сказал им по-японски. Те одинаково пошло осклабились и с гнусным предвкушением и невероятным желанием вдруг двинулись к Элли, потирая руки.
Вот теперь Элли не на шутку испугалась, видя в их глазах то, что вызывало у нее только страх, ужас и кошмарные сны… Она вцепилась свободной рукой в руку Бао, которая держала ее за шею, и, застучав по ней, прохрипела:
- Подожди! Что происходит? Что ты сказал им? Я не понимаю вашего птичьего языка!
Бао гнусно улыбнулся и жестом приказал своим людям остановиться на месте. Те послушно замерли.
- О, ничего особенного, богиня. Всего лишь разрешил им использовать тебя прямо здесь и сейчас, реализуя все свои бурные фантазии и не переживая из-за того, что тебе может быть больно…
Элли вся обмякла разом, и Бао, почувствовав это, отпустил ее. Она в невероятном ужасе посмотрела на него, ощущая дикую, безудержную боль в сердце и подступающие слезы.
- Ты… ты разрешил им… изнасиловать меня? – тихо, с диким унижением и отвращением проговорила она.
Бао победно рассмеялся.
- Ну смерти же ты не боишься!
Элли выбросила нож и схватилась за голову. О, сколько ужаса было в ее душе! Но каким-то невероятным образом она вдруг взяла себя в руки и заговорила:
- Стоп! Хорошо. – тихо и спокойно сказала Элли. – Но ты должен будешь пойти со мной на компромисс. Я могу танцевать в одном из твоих борделей. Но! Я не собираюсь ни с кем спать и на мне всегда! Запомни это: всегда! Будет нижнее белье. И если ты не выполнишь мое требование и разрешишь кому-либо хоть пальцем меня тронуть, знай – я буду отрубать себе пальцы и ни одного не оставлю! Мне терять нечего!
Бао ледяным взглядом смотрел на Элли, его душил гнев и оскорбленное самолюбие. Как, как он мог допустить, чтобы какая-то девка ставила ему условия? Он бесился, как никогда. Но она чертовски хороша… С диким остервенением он кивнул.
- Хорошо. Я прикажу, чтобы никто не мог прикоснуться к тебе… Но ты будешь танцевать приваты. И будешь делать все остальное, что попросит клиент. Потому что за тебя я выставлю самую высокую цену. Ты будешь царицей, самой желанной гейшей Токио! Но если я услышу, что ты не усердна, что клиенты недовольны тобой… - Бао ядовито ухмыльнулся. – Я позволю всем своим людям делать с тобой все, что пожелают! И кстати – если объявятся твои родственнички или эти треклятые братья Ван дер Билды, я хладнокровно убью их всех, никого не жалея! Ты меня поняла?
Элли чувствовала, как все ее тело сотрясается от пережитого потрясения и стресса. Как же ей хотелось лечь куда-нибудь и пропасть навеки! Рыдания душили ее, но она держалась из последних сил. Обреченно вздохнув, она тихо сказала:
- Вряд ли кто-то вообще может знать, где я. Так что никто не придет.
Бао довольно улыбнулся.
- Вот и славно. – он глянул на часы. – О! Уже пора! Время не ждет, богиня. Через пятнадцать минут я пришлю к тебе мою кузину, ее зовут Кидо. Она сопроводит тебя по всем необходимым местам…
- По каким еще…
- Не перебивай! – вкрадчиво, но с невероятной угрозой в голосе сказал Бао. – Сегодня вечером выступаешь в моем ночном клубе «Огава». Это лучший бордель Токио! Тебе понравится… И ты постарайся понравиться! – указав на Элли лезвием ножа, рыкнул он. – Все необходимое получишь от Кидо. Веди себя хорошо, девочка, и мы поладим. – довольно добавил он и, махнув рукой, вышел из номера.
Элли села на эту дурацкую водяную кровать и, опустив лицо в ладони, дико зарыдала. Что теперь будет с ней? Ее продали, как шлюху, ее заставляют быть ею! И теперь она совсем одна в этом Токио, где она даже языка-то не знает! Ей угрожают смертью, насилием… Элли вытерла слезы и с огромным удивлением и ужасом вспомнила, что она здесь творила… Чуть не покончила с собой! Чуть не отрубила себе пальцы! Она ли это? Ужас и страх жгли ее изнутри, а главное – обреченность и горе, в сочетании с безразличием к будущему. Для нее все закончилось в тот день, когда ее силой вывезли из Нью-Йорка… И как жить дальше?..
Через обещанные пятнадцать минут в номер вошла немолодая, но очень стройная, с прямыми седыми волосами, забранными на затылке в тугой пучок, японка, одетая в серое кимоно до пола. Она поклонилась Элли, и та, в знак уважения, сделала то же самое.
- Вы говорите по-английски? – спросила Элли.
Кидо подошла к ней, глядя на нее спокойным, тихим взглядом, и с трудом проговорила:
- Английский… нет… Иди за мной.
И это, видимо, было все, что она знала. Элли подумала, что по роду ее деятельности больше трех слов знать и не нужно.
Кидо засеменила к двери, Элли двинулась следом, даже не думая о том, что одета вовсе не для улицы. Ею двигало безразличие к себе и… любопытство.
На лифте они спустились на первый этаж и вышли на узкую, тесную улочку возле отеля, освещенную множеством круглых рыжих фонарей, где теснили друг друга лавки с различным товаром и сновали туда-сюда прохожие. Темнота, теснота, шум, склоки, хохот, болтовня – и на Элли кое-кто показывал пальцем с пошлою улыбочкой, но девушка не оглядывалась на них, стараясь не отставать от Кидо. Еще двое верзил Бао следовали за ними, видимо, чтобы Элли не сбежала.
Пройдя несколько лавок, Кидо завернула к низенькой дверце возле мясного прилавка и вошла внутрь. Серый узкий коридор, грязные стены, исписанные иероглифами, и в конце замелькала белая дверь. Кидо подошла к ней, но заходить не стала, а легонько взяла Элли за локоть и толкнула к ней, проговорив:
- Туда.
Элли встревоженно посмотрела на нее, чувствуя, как страх накрывает ее волной, но подчинилась и вошла.
За дверью оказалась просторная, но заставленная многочисленными тумбами и шкафами комната, посередине которой располагался широкий операционный стол. Комната была ярко освещена и ужасно блестела белизной. Повсюду находились разные инструменты и техника, которые Элли видела только в больничных палатах, а среди всего этого сновал туда-сюда японец в белом халате и маске, прибирая какие-то склянки с кровью.
Элли содрогнулась от ужаса. Чувствуя, как холодеют ее ноги и руки, она дрожащим голосом спросила:
- Вы что, будете делать мне пластическую операцию?
Японец бессмысленно посмотрел на нее, то тут же окинув ее восхищенным взглядом с ног до головы, и что-то пробормотал на японском, жестами указав ей лечь на стол.