Какой, однако, урод этот янки! Ступни огромные, не то что у Сакуры, маленькие и изящные; и руки — грубые, мускулистые, на правой отсутствует указательный палец… разве их можно сравнить с тонкими, гибкими руками японского майора? Да-а, если придется выбирать между ними…
Нужно помочь Охотнику сделать выбор. Сатура открыл бритву, вынул лезвие и простерилизовал его. Взял маленькое металлическое зеркальце, асептический материал, еще кое-какие необходимые предметы…
Поскольку Охотник хочет иметь голову… он наверняка предпочтет ту, которая в хорошем состоянии. Не искалеченную.
Сатура сделал себе местную анестезию, но все же время от времени шипел от боли. От подкожной анестезии немного толку, а такая ужасная мазохистская операция не может не быть болезненной.
Тем не менее это был логичный ход, и к тому же единственно возможный. Позже можно будет исправить нанесенный вред с помощью пластической хирургии. О, наверняка! Если не обращать внимания на несколько еле заметных шрамов, майор Сатура будет столь же неотразим, как раньше.
А пока придется потерять лицо…
Когда операция была завершена, майор превратился в настоящую горгулью. Повязки покрывали все, кроме глаз. Под повязками были умело перерезанные мышцы, гротескно расширенные раны, расщепленный рот… и прочее в том же духе. Дрожащими пальцами майор достал сигарету и раскурил ее. Операция оказалась тяжелее, чем он рассчитывал.
Джанеган очнулся.
Открыл глаза, увидел Сатуру и разразился потоком ругательств, не иссякавшим ровно десять минут,— майор засекал время. Когда янки наконец замолчал, Сатура улыбнулся.
— Неблагодарный! — Говорить ему было трудно за ран и повязок.— Я спас тебе жизнь. Ты, похоже, этого не заметил?
— И что с того? — взъярился Джанеган.— У тебя наверняка что-нибудь припрятано в рукаве. Наши парни прилетели? Рассчитываешь захватить меня в заложники?
— Не разговаривай. Ты все еще слаб, не стоит перенапрягаться.
— Какого черта! Я в норме.
Американец с трудом поднялся и, покачиваясь, сделал шаг вперед.
Сатура небрежным жестом вытащил из кобуры пистолет.
— Отдай должное моим медицинским навыкам. Да, ты будешь жить, капрал. Потеря крови большая, но ты силен… достаточно силен, чтобы побриться. Давай-ка, займись этим!
Джанеган вытаращился на него.
— А? Что за чушь?
— У меня не хватило времени, а то я побрил бы тебя. Так что сделай это сам, иначе я тебя пристрелю. Вон там горячая вода. И учти, я не шучу.— Вкрадчивый тон майора превратился в приказной.— Делай, что сказано, и побыстрее!
Капрал Джанеган удивленно заморгал и пожал плечами. Сатура улыбнулся.
— Бритва против пистолета — не слишком подходящее оружие, если это у тебя на уме.
Ответа не последовало. Джанеган взял металлическое зеркало и принялся соскребать щетину со своих огрубевших щек.
— Ах ты, обезьяна, придурок чертов,— бормотал он, стирая остатки мыльной пены с лица.— Я всегда знал, что япошки сумасшедшие,— и вот, нате вам! Что тут происходит, можешь мне объяснить?
Сатура не отвечал. Он не сводил взгляда со сверкающей точки, появившейся на расстоянии футов десяти в пустом воздухе над поляной. Даже в надвигающихся сумерках он различал нечто, окружающее инопланетное создание, точно ажурный узор или сплетение теней, похожее на рентгеновский снимок. Очертания эти были настолько чужеродными, настолько нечеловеческими, что, когда Сатура пытался разглядеть пришельца, глаза отказывались ему подчиняться.
Охотник вернулся.
Джанеган резко обернулся, Сатура чисто автоматически — поскольку понимал всю бесполезность этого действия — вскинул пистолет, и тут их накрыла завеса, состоящая из… пустоты. Майор почувствовал, как пистолет выпал из руки, и услышал стук его удара о землю. По ногам майора что-то скользнуло: это Джанеган бросился за упавшим оружием. Перед лицом этой непосредственной угрозы Сатура встрепенулся, попытался пнуть капрала ногой, но не попал.
Они с Джанеганом сцепились. Пистолет сейчас был у капрала, и… и…
И Сатура почувствовал, как тело американца уплывает прочь, растворяется — как и весь мир вокруг — в огромной пустоте, внезапно разверзшейся под ним. В последнее мгновение майор успел поразиться эффективности этой ментальной анестезии, а потом она подействовала. Забвение поглотило его.
Последняя сознательная мысль была о том, что он победил на дуэли с созданием, несравненно более могущественным, чем он сам. А все потому, что руководствовался логикой…