Третий сосед с появлением гостей вынужден был сползти на пол и сидел там как-то хитро, чуть ли не узлом завязав ноги. Это был миниатюрный китаец с блестящими черными волосами, схваченными сзади в хвост, свисающий до самой поясницы.
— Меня зовут Лариса. — Она первым делом сочла нужным представиться, а там уж посмотреть, как будут развиваться события.
— Покойник, — с неожиданной доброй улыбкой мгновенно ответил с переднего сиденья толстяк. Он ловко повернулся и с ног до головы оглядел новых соседей. — Хорошая девка. — Констатировав вслух этот факт и не обратив никакого внимания на Алексея, он снова вернулся в исходное положение, предоставляя любоваться своей спиной, похожей на броневую плиту.
— Престон, — сощурив глаза, сказал китаец. — Это, — он кивнул на старикана, — Биг-Бен. Он вам все равно сам ничего не скажет. А тот, — последовал кивок на «клерка» в солнцезащитных очках, — Фокусник. Не смотрите, что он хмурый такой. Фокусник может разные штуки откалывать — ухохочешься…
— Заткнись, — лениво ответил Фокусник. — По асфальту размажу, гнида.
«Кадиллак» выехал за пределы Дилона и увеличил скорость, быстро нагнав процессию и снова заняв свое место среди мотоциклистов.
— А меня представлять не нужно? — басом спросил водитель и повернул голову назад. Лариса с удивлением обнаружила, что бритый наголо шофер с низким и хриплым голосом оказался женщиной. Она в общем была даже красивой — с большими серыми глазами, с тонкими чертами лица. Несколько портили впечатление татуировка на правой щеке — синий череп, и золотое колечко, продетое сквозь верхнюю губу.
— Смотри на дорогу, девочка, — строго сказал китаец Престон.
— Миранда, — игнорируя замечание и не поворачивая головы в сторону движения, сказала бритая красотка. — А ты заткнись. — Она посмотрела Ларисе в глаза и подмигнула: — Лариса… Нью-Йорк?
— Точно, — ответила Лариса, начиная беспокоиться. И было из-за чего — они ехали со скоростью никак не меньше шестидесяти, а Миранда упорно не желала смотреть вперед. Она даже облокотилась на сиденье, сидя вполоборота к Ларисе, и только одной рукой небрежно удерживала руль.
— Я была пару раз в Нью-Йорке, — продолжила Миранда. — Мудацкий город. А ты не воняй. — Она взглянула на Престона. — Я свое дело знаю. О-па! — Она сняла руку с руля, оставив машину без управления, перегнулась назад и взъерошила волосы китайца.
Алексей наблюдал за сценой с вытаращенными глазами. Кроме него, волнения, кажется, никто не испытывал. Старикан Биг-Бен ткнул его локтем под ребра и, вытащив из внутреннего кармана куртки длинную черную сигару, спросил:
— Огня нет?
Стараясь соблюдать правила игры, Алексей, с трудом уняв непрошенную дрожь в руках, щелкнул своей «Зиппо» перед лицом старика. Тот прикурил, выпустил облако душистого дыма, взял зажигалку из рук Алексея и стал рассматривать, вертя ее в своих, как Алексей успел почувствовать, железных пальцах.
— Говно, — оценил Биг-Бен зажигалку «Зиппо», купленную Алексеем в Гостином дворе, и выбросил ее на дорогу. Миранда зааплодировала, затем наконец отвернулась от них и занялась «кадиллаком». — Держи. — Старик протянул Алексею прибор, очень мало похожий на его уже навсегда утраченную аккуратную блестящую маленькую зажигалку, которой он так гордился в Питере. Прибор был размером почти с ладонь. Исцарапанный, мутный металл не отражал даже солнца. — Вот настоящая вещь. — Биг-Бен затянулся сигарным дымом, потеряв всякий интерес к беседе, еще не успевшей начаться.
Алексей сунул подарок в карман с таким чувством, что легко отделался.
— Что там у вас стряслось с полицией? Скучно ехать, расскажите-ка. — Покойник опять повернулся лицом. — Трахаться, что ли, нельзя в этом сраном городе? Давайте подробно, люблю такие истории…
— Деньги есть? — прервал его Фокусник.
— Есть, — неуверенно ответил Алексей.
— Давай сюда. — Фокусник, не глядя, вытянул руку и раскрыл ладонь перед носом Алексея.
«Питер — город портовый», — многозначительно усмехаясь, говорили его друзья да и сам он у себя на родине. Наездами вроде этого Алексея было не удивить. Обыкновенная проверка «на вшивость», все ясно как Божий день. Сейчас главное — не потерять лицо и правильно себя повести. Он полез в задний карман джинсов и вытащил оттуда истертые, рвущиеся на сгибе десять тысяч рублей, которые таскал в кармане с Питера. Случайно осталась эта купюра, и, выдержав вместе со штанами две или три стирки, купюра перекочевала в ладонь Фокусника.
— Что за черт? — Он разглядывал купюру. — Это что за говно?
— Покажи. — Престон выхватил у него бумажку. — О!!! Русские бабки! Ты что, русский, парень?
— Да. — Алексей счел за должное особенно не распространяться, а предоставить говорить хозяевам машины.
— Иммигрант? — продолжал допрос китаец.
— Нет. Отдыхаю.
— Ну вот, — захихикал Престон, — парень приехал в Штаты потрахаться, а его наша полиция гоняет. Ничего, мы это дело поправим. Миранда тебя полечит…
— Иди в жопу, — равнодушно отозвалась Миранда.
— Ничего. — Покойник похлопал Алексея по плечу. — Мы вам устроим такой отдых, что тебе и не снилось…
Глава 8
Они беседовали почти час. Звягин с первых фраз понял, что господин Бронски, сэр Джошуа Александр, является здесь кем-то вроде Якова Михайловича в Петербурге. Это было ясно даже не из того, что он говорил, а из того, как сэр Джошуа выговаривал слова, как смотрел на собеседника, вставал, садился, закуривал, — любое его движение говорило о давней причастности к клану хозяев, владельцев, господ.
Звягин умел отличать внешний понт от действительной власти, которую ох как не любят выставлять напоказ те, кто действительно ею обладает. У Бронски это было. Ну и, конечно, то, что услышал Александр Евгеньевич, было весьма интересным.
Надо сказать, что его предположения подтверждались с каждым словом, выскальзывавшим лениво из тонких губ сэра Джошуа. Очевидным становилось то, что Звягин не ошибался, когда говорил Тане, чтобы она привыкала к Америке. Исходя из сегодняшней беседы, не одну неделю и, вероятно, даже не один год им предстояло теперь пробыть в стране равных возможностей. Прав был Звягин и тогда, когда думал про себя, что эта операция — последнее его большое дело. Уж больно велик был риск, шансов остаться в живых тоже «не куча», как он любил выражаться, — слишком уж высоко тянулись ниточки дела, которое вел Бронски, слишком большая ответственность ложилась на непосредственных исполнителей, одним из которых и должен был стать Звягин. Да что говорить — уже стал. До беседы с Бронски еще можно было уйти в тень, хотя крайне сомнительна была в этом случае удача, но попробовать все же было можно. Теперь уже нет. Слишком много имен назвал сэр Джошуа, слишком очевидна стала для Звягина связь между государственными структурами США, России и теми, кто держал руки непосредственно на наркотиках. В руках их держали те, кто сидел наверху, а первичное звено — те, кто именно «держали руки на», таскали чемоданы с героином и «кислотой», — и представлял здесь Бронски. Связь с правительством была и раньше очевидна Звягину — иначе он бы и не разыскивал в свое время Сумского, — но теперь она персонифицировалась, стала ясной и понятной. С такой информацией жить так просто нельзя. Ее нужно либо отрабатывать, либо с ней умереть, причем очень быстро.