Люди же все в смятении великом заволновались; кричали многие и плакали; и даже пение псалмов от плача замедлялось и прерывалось. Иные же метались, ища укрытия и с ног других сшибая: страх разума лишил. На кого уповать, если и святая Троица не защищает?
Тут встал архимандрит Иоасаф, молчать всем повелел и рек народу:
— Слушайте чудо господне! Явился мне сейчас архистратиг Михаил. Лицо его, как свет, сияло. Обратился он к еретикам и сказал: «О враги лютеране! Вот и до моего образа дошла ваша дерзость, беззаконники! Всесильный же Бог воздаст вам вскоре отмщение.»
Монах Гурий затем слово взял и начал вещать об ином знамении, как явился ему Сергий чудотворец. Я же приметил, как воеводы Алексей и Григорий, поговорив меж собой, быстро к выходу направились. И я за ними следом вышел. Они же, меня заметив, усмехнулись, потому что не в первый раз уж я им попадался и любознайство мое им было знакомо.
Сказал Алексей Григорию:
— Вот нам и посыльный.
И, ко мне обратившись, молвил ласково:
— Подь-ка сюда, Данило Иванович, собачий ты сын любопытный. Слушай: беги сейчас на Красную башню воротную, и пушкарям скажи, чтобы били из всех орудий на Терентьевскую рощу, по большой пищали литовской. От нее-то нам нынче и досталось.
Услышав это, я тотчас к Красным воротам побежал, словно из пушки выстреленный, и поднялся, о долге своем радея, на башню. И повелел я воеводским именем бить из всех орудий по большой литовской пищали на Терентьевскую рощу. Тотчас же по моему слову все было сделано.
Зелия и ядер мы не жалели, мстя за разорение храма Господня, и за свой страх. С каждым же выстрелом ядра наши все ближе к цели ложились. И с других башен и со стен городских стали по той литовской пищали стрелять. По малом времени всю землю окрест ядрами разворотили, литовских пушкарей разогнали. Наконец, попали раз по той лютой пищали; потом другой раз, да и третий. Разбили ее всю и наземь повергли.
И было большое ликование, и все славили Бога, избавившего нас от этого сосуда злого.
Вечером вдруг прилетели черные облака, небо все помрачнело, и дождь был со снегом сильный, и очень темно.
Я же, отчаявшись с самопалом своим управиться, пошел в кузнечную палату, и добыл себе добрую кремневую пищаль рушницу, невеликую весом, под стать возрасту моему и силам. А у какого кузнеца и как взял, того не скажу.
Завтра же будет бой велик, а если подкопы литовские не разрушим, быть нашей башне Круглой ниспроверженной.
Ноября 9-го дня
Ночь никто не спал. Воеводы полки вылазные уряжали; в церквах и в келиях молились беспрестанно. Тьма же стояла до утра и ненастье длилось, и падал снег. Меня в полки не берут и с пищалью, но я уж не печалюсь: много ведь таких как я, и есть у нас тайный уговор.
За три часа до света пошли воинские люди через потайной вылаз в ров, а из Пивного двора на Луковый огород, а из Конюшенных ворот в овраг Глиняный. И ударили трижды в осадные колокола, подавая знак им нападать. Тогда побежали все полки вперед и смело и мужественно напали на литовских людей. И кричали они Сергиево имя, как боевой клич, и это было во всем городе слышно.
А видно ничего не было из-за ненастья и тьмы. Вскоре же ветер тучи прогнал, и стало светло. И я увидел через бойницу подле Луковой башни троицкого слугу, тезку моего Данила Селевина, как он с сотней своей напал на изменника атамана Чику и казаков его. Этого Данила брат, Оська, утек из монастыря предательски в таборы лютеран; Данило же клялся за измену брата жизнь свою на смерть променять. И я видел, как он геройски саблей многих врагов посёк, и даже нескольких конных наземь поверг, сам же был пеш. А потом один беззаконник этого храброго моего тезку проткнул копьем. И стали наши отходить к Сергиеву колодцу.
Вдруг грянул гром величайший, даже земля вся вздыбилась, словно конь непокорный, и содрогнулась ужасно; в ушах же словно звон колокольный, неутихающий, воздвигся. И все мы в страхе повернулись к башне Круглой, смотреть, цела ли. И увидели башню невредиму. И стали мы прыгать и орать и Бога со всеми святыми славить, потому что поняли: подкоп литовский взорван, а башня цела.
А как было дело, расскажу, что после сведал от людей, там бывших. Напали наши изо рва, из тайного лаза, на литву внезапно, а они не ждали с той стороны себе напасти. И ворвались немногие из троицких людей в подкопный ров. А крестьяне клементьевские Никон и Слота божьей помощью нашли устье подкопа и туда вбежали. Там же стояли бочки с зельем, но не под башней, а посреди подземного хода оставленные. Увидали эти храбрые крестьяне подступающих к ним литовских людей и, не мешкая и не ужасаясь, подожгли порох и взорвали подкоп вместе с собою.