Это запретное занятие оказалось в конечном счете прервано вторжением – столь же неожиданным, сколь и долгожданным. За минувшие дни Гаско уже привык к раскатистым ударам колокола, отмеряющего здесь каждый час и полчаса – медно плывущий звук, вырывающий из сна и не менее пагубно действующий на пищеварение, чем вид задохликов-голубей, жалко лежащих на подаваемом к столу блюде. Притерпевшись к этому бою, виконт уже успел утратить чувство времени (знал лишь, что час весьма поздний), а потому слегка оторопел, когда в комнату без стука вдруг влетел «конюх» (так Гаско прозвал того пахнущего конюшней слугу) и с порога торопливо сообщил:
– Виконт Гаскор, вас вызывают!
Бог судья тем, кто коверкает твое гордое имя. Гаско не выдал раздражения: что взять с этого простофили. А Всевышний, как известно, взывает о милости к таким бедолагам, уча высшее сословие состраданию – так, во всяком случае, неустанно твердила мать виконта. Крамольную книгу он, вставая, предусмотрительно положил на стол. Буквально в шаге за этим малым стоял его эконом Альфонс. Гаско лишь выгнул бровь: знак достаточный, чтобы слуга в его отсутствие уберег книгу от посторонних глаз и рук. Альфонс отрывистым кивком поклонился – пантомима, повергшая «лошадника» в смятение.
Виконт Гаско надел перевязь с мечом, подставляя плечи под желтый плащ, которым его окутал Альфонс. Когда посол поглядел на кресло снова, книги там уже не было: исчезла. Воистину этот слуга образец рассудительности, и не только из-за отсутствия языка. Гаско кивнул в знак признательности и решительно пошагал вслед за «конюхом», направляясь через комнаты в прохладный внешний коридор.
Снаружи его дожидалась группа из пяти человек. Четверо, судя по королевским табардам поверх кольчуг, солдаты. А пятый в плаще, дублете и облегающих шоссах – все добротное, по шитью и выделке ничуть не хуже, чем у самого посланника.
– Виконт Мишель Гаско? – осведомился он.
Виконт, отметив безупречность произношения, с улыбкой ответствовал:
– Честь имею. К вашим услугам, э-э-э?..
– Ричард Невилл. Граф Солсбери и лорд-канцлер. Прошу извинить, что тревожу в столь поздний час, но нас, милорд, ожидают в королевских покоях.
Гаско легко пристроился сбоку от знатной персоны, игнорируя железное бряцание ступающих сзади солдат. За годы своей придворной службы он видал вещи и постранней, чем полуночные собрания.
– Так мы к королю? – с нарочитой непринужденностью спросил он, вместе с тем оглядывая графа вблизи.
Солсбери был немолод, сухо-породист; прямая выправка худой высокой фигуры выказывала исправное здоровье. Безусловно, выдавать сейчас осведомленность французского двора о плачевном состоянии короля Генриха по меньшей мере опрометчиво.
– К сожалению, его высочество король Генрих сейчас недомогает. Разумеется, временно: озноб и небольшой жар. Надеюсь, вы меня за это не осудите, но я предлагаю вам встречу с герцогом Йоркским.
– О, милорд Солсбери, сложно и передать, как мне прискорбно слышать от вас такое, – с елейной жалостью промолвил виконт.
Видно было, как глаза у англичанина чуть сузились, а подбородок поджался. Виконт едва сдержал улыбку. Оба прекрасно знали, что при английском дворе есть семейства, крепчайшими узами связанные с Францией, – кто кровным родством, кто титулом. А потому видимость, будто бы французский король не в курсе насчет каждого чиха немощного Генриха, – не более чем условность в игре, которую им необходимо соблюдать. Вот уже несколько месяцев английский король находится, по сути, в бесчувствии, уйдя в него так глубоко, что обратно к жизни его и не вызволить. Не зря же лорды назначили из своего числа «лорда-протектора королевства». Герцог Йоркский Ричард обладал всей полнотой власти и королем не был разве что по названию. Так что уж если встречаться, то, безусловно, с ним, а не с ушедшей в сонное оцепенение монаршей особой. Французский посланник для того и оказался здесь, чтобы оценить силу английского двора и его готовность отстаивать свои интересы. Лишь на мгновение у француза мелькнул лукавой искрой уголь-глаз, гася истинное чувство.
Стоит послать весть, что англичане без своего короля Генриха ослаблены и потерянны, как по одному лишь слову Гаско сюда из Франции нагрянут сотни кораблей, которые разорят и пожгут все английские порты. Ведь жива, жива еще память о том, как англичане проделывали то же самое с Францией, – не настал ли черед, чтобы дьявол теперь поглумился и над островитянами?
Солсбери впереди всех зашагал по нескончаемому хитросплетению коридоров, после чего двумя лестничными пролетами поднялся на верхний этаж к королевским покоям. Даже в столь поздний час Вестминстерский дворец полыхал воспаленно-красным светом светильников, расставленных в нескольких шагах друг от друга. Тем не менее в воздухе чувствовались сырость и запашок застарелой плесени (вот что значит близость реки). На подходе к последней двери, возле которой бдела стража, у Гаско мелькнуло желание замедлить шаг и напоследок еще раз оправить плащ и воротник. Что, в общем-то, было ни к чему: Альфонс не выпустил бы своего господина прежде, чем его убранство будет смотреться безукоризненно.