Выбрать главу
Что если и прознают — кто осудит? Ему чрез то почета лишь прибудет. Так сам себя он утешал как мог И худших не предчувствовал тревог. Решивши так и боле не спесивясь, На поприще Любви вступает он, Однако страсть свою берет на привязь И до поры таиться принужден, Ведь если сад любви не огражден От ветреной молвы — приходит время, И плод горчит, хоть сладким было семя. Теперь пора бы к делу перейти: Признаньями стяжать Крессиды милость. Но как начать? И как себя вести, Чтоб на мольбы скорей она склонилась? Не худо было б — так ему помнилось — Все это в песне изъяснить сперва; И стал он тотчас подбирать слова. Вот эта песнь. Притом, своею волей На здешнем я наречье привожу Не смысл ее, как летописец Лоллий, Чьи хроники прилежно я слежу, Но все до слова — все, что госпожу Воспоминая, пел Троил влюбленный; Да внемлет, кто желает, песне оной. Песня Троила. "Коль нет любви — то что со мной такое? Коль есть любовь — то друг она иль враг? И если друг, зачем она покоя Мне не дает и мучит так и сяк? А если враг — я не пойму никак, Зачем так сладко длить мне эту жажду? Ведь чем я больше пью, тем больше стражду! Но коль усладу нахожу в огне — То я горю не по своей ли воле? Коль так, пристало ль жаловаться мне? А если против воли — то доколе Спасенья мне искать от жгучей боли? О смерть при жизни! О благой недуг! Нигде не скрыться от желанных мук. К кому взываю, сам с собой в раздоре? Из полымя в огонь бросаюсь я.
Как меж двумя ветрами в бурном море Без кормчего разбитая ладья, Увы, душа беспомощна моя! И хворью я неслыханной хвораю: Дрожу в огне и в холоде сгораю". Пропев сие, он на колени пал И так воззвал к Амуру: "Господине! Тебя я ныне славлю, слаб и мал, Тебе свой скорбный дух вручаю ныне! Дочь смертного она или богиня — Пошли своею волею благой Мне жить и умереть ее слугой. Всесильный боже! Коль твое сиянье Достигнуть может до ее очей И коль мои обеты и деянья Тебе по нраву будут, — стань пред ней Защитой мне! Взгляни: удел царей Я отвергаю ради скромной части Всецело пребывать у ней во власти". И впрямь, огонь любви, горевший в нем, Отнюдь не посчитался с царской кровью; Ни доблесть воина пред сим огнем Не устояла; оной же любовью Немалый вред чинился и здоровью: Царевич раз на дню по шестьдесят Краснел, бледнел и жизни был не рад. Одна лишь дума прочно им владела, Усиливаясь так с теченьем дней, Что более уж никакое дело Его не занимало: только с ней Увидеться он жаждал все сильней, Как будто мог лишь вид ее отрадный В его груди умерить жар нещадный. Да где там! Ведь недаром говорят: "Чем ближе стать к огню, тем жарче будет"; Но близок иль далек Крессиды взгляд — Все мысль о ней его ночами будит, Огнем палит и к безрассудству нудит, И лик ее, прекрасней всех Елен, В его душе навек запечатлен. Бывало, каждый час, а то и чаще, По сотне раз твердил он про себя: "О, бог Любви, Амур, добро творящий! Тебе служу я, мучась и скорбя. О жизнь моя, Крессида! без тебя Ослабну и погибну я до срока, Помилуй же! Не будь со мной жестока!" Все прочие тревоги он забыл: Войну, осаду, греков нападенья — Всё пустяки! Пропал и юный пыл, И прежние померкли наслажденья; Теперь во всем искал он подтвержденья, Что сжалится она когда-нибудь, И только в том к спасенью видел путь. Ни Гектора-героя славой ранней, Ни подвигами братьев остальных Не льстился он. И все ж на поле брани Он доблестью превосходил иных И возле стен порою крепостных Верхом иль пеший бился столь ретиво, Что все на то глядели как на диво. Но не из ненависти он к врагам Крушил их и чинил такое зло им, И не затем, чтоб отстоять Пергам: В глазах любимой выглядеть героем Стремился он и с каждым новым боем Чужою кровью обагрял холмы; Его боялись греки как чумы. Хотя Любовь на битвы подымала Царевича, хотя лишала сна, Студила, жгла, — ей все казалось мало, И так беднягу допекла она, Что перемена стала в нем видна И дать могла бы повод к разговорам. Тогда пришлось ему сказаться хворым: Мол, привязалась головная боль, Вдобавок лихорадка одолела... А что Крессида? То ль не знала, то ль Впрямь никакого не было ей дела До немощей души его и тела, — Скажу одно вам: и на этот шаг Она не отозвалася никак. Тому виной, быть может, лихорадка, Бессонница или потеря сил, — Но принца вдруг ужасная догадка