Всё. Больше не актуально и не интересно. Трой остался жив, большинство его «охотников», можно сказать, умылись… А чего ещё можно желать от всего этого гигантского цирка под названием «Большая охота», затеянного Рудольфом?
Да ничего. Эта игра закончилась. Может быть, вскоре начнётся новая. Может быть, этот самовлюблённый фюрер опять учредит какую-нибудь аферу. Может быть, где-то в подворотне опять пристрелят какого-нибудь важного человека (или не человека) в Хротцбере. Не важно, что там такого произойдёт — важно, что без новой игры всё это пропадать не останется. Не такой город этот Хротцбер, чтобы позволить сильно заскучать всем его обитателям — от простого наёмника, вроде Троя, до официального представителя корпорации, вроде Барса, его собственной персоной.
«Да, в весёлые времена и в весёлом городе мы живём! — отметил про себя Король кошек. — Как бы то ни было, скучать нам в скором времени не придётся — это я чувствую своим кошачьим чутьём!»
А кошачье чутьё Барса ещё никогда не подводило…
Шани, спящая и обнажённая лежала на их с Леонардом кровати, укрывшись лишь лёгким серым пледом. Погружённая в сон, она с закрытыми глазами перевернулась с одного бока на другой. Её небольшая, но такая притягательная грудь легко вздымалась во сне, слегка возбуждая Милье, грустно смотрящего на свою спящую любовницу.
Леонард с печалью во взгляде смотрел на Шани. Хоть Хротцбер и довольно большой город, слухи по нему разносились просто с космической скоростью. Не прошло ещё и нескольких часов с момента смерти Кэрри Саймс, как все вокруг уже знали об этом. И теперь Милье с печалью в сердце понимал — вскоре об этом узнает и Шани. А это было бы слишком печально для неё…
Дело в том, что молодая любовница лидера Хейтеров была просто влюблена в парочку беглецов — Троя и Кэрри. Она так радовалась за них, когда те сумели побороть сначала R -189, потом Ирвинга, а за ним и Француза с Мак Грейном. И так мило, так наивно верила, что этим двоим жестокая система Хротцбера даст выиграть, даст сбежать, даст обхитрить Рудольфа — их последнего врага…
Но случилось то, что случилось. Жизнь сыграла по правилам реальности, а не по правилам сладких грёз о ней. Рудольф остался безнаказанным, а Кэрри Саймс лежала в могиле. Всё кончилось тем, чем и должно было кончиться; у историй с такой завязкой не бывает хорошего финала…
Новость о том, что Кэрри Саймс была для Милье тяжела; но ещё тяжелее была для него мысль о том, что всё это рано или поздно придётся рассказать Шани. Он даже и представить себе не мог, насколько расстроится его любовница, когда узнает, чем кончилась история Троя и Кэрри. Возможно, она будет плакать. Может быть, даже рыдать. Но это было неминуемо.
Одно время, пока Шани спала, Леонарду даже пришло в голову вообще не рассказывать своей девушке о том, чем кончилась вся эта история. Просто запретить всем своим людям говорить о смерти Кэрри Саймс в присутствии Шани, чтобы хоть как-то оградить её, защитить от злой правды… Но эту мысль Милье пресёк на корню. Нет, лучше жёсткая правда, чем сладкая ложь. Всё равно же Шани когда-нибудь, да узнает о том, чём всё кончилось.
И лучше будет, если она узнает это сейчас. И не от кого-нибудь там постороннего, а от него, Леонарда Милье, её начальника и любовника. Пусть звуконепроницаемые стены их убежища заглушат её плачь; а слёзы ей он сам вытрет своей нежной рукой.
И всё равно ему было тяжко. Просто тяжко от того лишь момента, что ему скоро придётся поведать суровую правду той девушке, которую он любил больше всего на свете. Да, это лучше, чем если она узнает всю правду, допустим, из газет, но на душе от этого у Милье было так скверно, так воистину…
Внезапно Шани открыла глаза и, зевнув, с улыбкой посмотрела на своего любовника.
— Дорогой, ты меня ждал? — произнесла она. — Ждал, пока я проснусь? Что, так не терпится? Тогда… — она игриво откинула плед. — Иди ко мне, мой Лео!
— Нет, Шани… — с грустным лицом произнёс Милье. — Хотелось бы мне, чтобы я пришёл за этим, но… Мне нужно сказать тебе одну тяжкую весть…
И Леонард Милье, глубоко вздохнув, принялся за свой рассказ.