— Неужели Женя такой? — удивляется Ипполит.
Мария Ивановна широко улыбается и уже обращается прямо к Ипполиту:
— Был таким! В прошлом был. А вот сейчас — другой. Как начал у вас заниматься в команде, совсем другим стал.
Она роется в своей сумке, потом вынимает оттуда сложенный вчетверо листок бумаги:
— Мне Женечка сказал, что у вас выходит стенная газета. Я принесла заметку обо всем этом. Очень прошу, поместите ее.
Андрюша берет заметку:
— Правда, у нас уже тесновато, совсем нет места в газете. Но такой материал, конечно, пойдет в первую очередь. Что-нибудь выкинем, а это поместим.
— Обязательно поместите! Это будет полезно и для других, — решительно советует Мария Ивановна и, снова широко улыбнувшись, заканчивает: — Пойду. Надо его встретить обедом. А то, действительно, мальчик приходит такой голодный после шести уроков!
Счастливая мать кланяется Дуги ну и Гаврилову, кивает головой мальчикам и уходит.
— Я тоже пойду, — поднимается со своего места Гаврилов. — Ты проводишь меня, Дугин? До свидания, ребята! Мы с вами еще увидимся. Обязательно увидимся!
Оба тренера выходят из гаража и тут же в дверях сталкиваются с Гришей. В руках у мальчика фанерная доска, на которой разложены еще мокрые отпечатки фотоснимков.
— Все фотографии, товарищ Дугин, я уже проявил и отпечатал, — с сияющим лицом сообщает мальчик. — Получилось очень хорошо, на них видны все положения игрока.
— Пока ничего не делайте с ними, — говорит на ходу Ипполит. — Будем монтировать, когда я вернусь.
Гриша входит в гараж:
— Понимаете, ребята, весь вечер я просидел в ванной. Целая квартира не умывалась на ночь. И папа тоже хотел принять ванну, но так и заснул — не дождался, пока я кончу печатать.
Володя берет из рук Гриши доску с отпечатками и кладет ее на стол:
— После расскажешь про свою ванную. Не до нее сейчас нам.
Потом подходит к двери, наглухо закрывает ее и, обернувшись к товарищам, мрачно говорит:
— Плохие дела, ребята. Дугина мы больше не увидим.
— Почему не увидим? — резко поворачивается к нему Наташа.
— Потому что это был Гаврилов. Тот самый Гаврилов, которого назначили к нам во двор. Он выздоровел и пришел.
— И Дугин пошел сейчас передавать ему дела, — догадывается Гриша.
— Не может этого быть! — решительно заявляет Наташа.
— Очень может быть, — возражает Володя. — Ведь назначили к нам Гаврилова, значит, будет Гаврилов. А Дугин был «врио». Понимаешь, — временно исполняющий обязанности.
— Человек столько с нами возился, — недоуменно разводит руками Петя. — И вдруг придет другой.
— Дугин был «врио», понимаешь? — объясняет и ему Володя. — А «врио» всегда бывают временными и всегда уступают свое место постоянным.
— Что же с того, что он — «врио»? — говорит Коля. — Мы его никому не отдадим.
— Надо поговорить с Гавриловым, — предлагает Виктор. — Он все сам видел, как у нас хорошо стало. Я могу с ним поговорить. Мы с ним уже подружились.
— Найдем более солидного представителя, чем ты, — ставит на свое место Виктора Коля.
Петя качает головой:
— Нет, это не годится. Гаврилов сам не решит этот вопрос.
— Только все наладилось, и на тебе! — тоскливо тянет Валя.
— Ты должен понять, что значит «врио», — опять поясняет Володя.
Наташа не может спокойно смотреть на переживания мальчиков и взволнованно говорит:
— Словами, товарищи, тут не поможешь. Надо что-то делать. Надо драться!
— Как это драться? И с кем? — интересуется Андрюша.
— Надо идти на фабрику. В фабком, в комсомол, к Людмиле Александровне! И драться за Дугина.
— Вообще, это не плохая идея, — размышляет вслух Володя. — Но надо все делать дипломатично.
— Не пойму я одного, — говорит, не глядя на товарищей, Саша. — Одни хотят в драку лезть, другие в дипломаты записываются. А из-за чего? А может быть, Гаврилов будет не хуже Дугина? А может быть, он будет даже лучше его? Ведь он и опытнее, и старше, и играет куда лучше.
Вася, упорно молчавший с самого ухода Ипполита, вдруг выступает вперед и порывисто восклицает:
— Даже не хочется отвечать тебе, Саша! Гаврилов очень хороший спортсмен, никто этого не отрицает. Ничего плохого он нам не сделал, верно. Но все равно Дугина мы не отдадим.
И, стуча кулаком по столу, начинает кричать:
— Понимаешь, не отдадим! Как за своего лучшего друга я буду драться за него! Завтра же все мы идем на фабрику. Дипломатничать мы там не будем, стучать кулаками тоже не будем…
— А пока что — стучишь, — спокойно замечает Володя.
Вася сразу успокаивается и уже деловым тоном дает указания:
— Завтра пойдем на фабрику и расскажем все про нашего Дугина! Возьмем с собой эту стенгазету, твои снимки, Гриша, володины рисунки. И выложим все это на стол. Пусть там рассудят!..
Два похода
Людочка сидит на сваленных в кучу обломках кирпича. На коленях у нее большая раскрытая папка со множеством рисунков. Никогда еще за всю ее жизнь ей не поручали такого ответственного дела: она должна проверять по рисункам, правильно ли Володя делает удары по мячу.
Место здесь безлюдное, редко-редко кто сюда приходит. Иногда только Тихон Максимович заглядывает по утрам в этот уголок двора, чтобы подмести или убрать сор. Заниматься можно без риска, что кто-нибудь увидит.
— Ты не так действуешь, Людочка, — говорит Володя, ставя ногу на мяч. — Ты сначала хорошенько всмотрись в рисунок, а потом уже не гляди на него, а все внимание на меня.
— Я очень быстро забываю, что нарисовано. Как же тогда проверить? А может, ты не так бьешь? И вообще твои рисунки такие смешные, что мне все время хочется смеяться.
— В общем, давай сначала. Вот этот рисунок. Удар прямым подъемом. Сейчас я его проделаю, а ты следи.
Людочка внимательно всматривается в рисунок, потом зажмуривает глаза и кричит:
— Бей!
Володя разбегается, наклоняет немного корпус и собирается ударить по мячу. Но Людочка опять кричит:
— Не так!
Володя останавливается, подходит к девочке и назидательно говорит:
— Когда тебе нужно меня остановить, кричи: «Отставить!»
Людочка радостно повторяет:
— Отставить! Отставить!
— А теперь объясни, почему отставить?
Девочка показывает рисунок и говорит так, как говорила бабушка, когда учила ее плясать «Русскую»:
— Ногу надо согнуть. Ничего ты не можешь понять. Или не хочешь.
— Понять я хочу, — оправдывается Володя. — Только ты не думай, что это все так сразу дается.
Он отходит и становится в прежнюю позицию. Потом спрашивает:
— Посмотри, как там на рисунке, какую ногу надо согнуть?
— Вон ту, где у тебя заплатка на ботинке.
— Левую, значит.
— Левую.
Володя снова разбегается, снова собирается ударить по мячу, но носком ноги задевает за валяющийся на земле обломок кирпича. Вскрикивает и хватается за ушибленное место.
— Очень больно? — участливо спрашивает девочка.
— Настоящим спортсменам никогда не бывает больно. Ты запомни это, Людочка, — говорит он, подпрыгивая на одной ноге.
Потом присаживается рядом с девочкой на кучу кирпичей и протягивает вперед ушибленную ногу.
— Но все-таки, между нами говоря, легче мне было нарисовать все виды ударов по мячу ногой, чем их освоить.
Людочке становится очень жалко Володю. Она хочет сказать ему что-то такое, что вселило бы в него бодрость, уверенность в свои силы. Но сразу ничего не может придумать и только говорит:
— Ничего, научишься.
— Ты так думаешь? — с надеждой спрашивает Володя. — Ведь тебе со стороны виднее. А если откровенно тебе сказать, то я совсем и не верю, чтобы вообще когда-нибудь научился бить и чтобы мяч полетел туда, куда надо. И не стал бы я тут с тобой ноги ломать, если бы не обязал меня товарищ Дугин освоить футбол. Все у меня получается не так, и ребята смеются. Да и сам вижу, неудобно как-то футбольному художнику не играть в футбол. Понимаешь, — ноблесс оближ. Это по-французски — положение обязывает.