И тут она услышала звук, напоминающий грохот обрушившегося на берег прибоя. Голые ветви деревьев вокруг нее затряслись, будто от рухнувшего на них дождя. Но это не был обычный дождь. Нечто невидимое падало вниз, и там, где невидимые капли соприкасались с испанским мхом, корни мха корчились, сворачивались и опадали белыми кучками пепла. Воздух вокруг Наоми задрожал.
«Смерч прямо надо мной, — подумала Наоми, — я в ловушке».
Теперь из сгустившихся туч посыпались серые горошины. Они падали на ветви, отскакивали от них, проваливались ниже на колючки кустарника.
Наоми повернула голову и облизала раненое плечо.
Она молилась смерчу, молилась доктору Мейзеру, молилась о том, чтобы Алекс смог вернуться за ней.
— Кто-нибудь! — просила она. — Кто-нибудь! Помогите мне! Объявитесь! Не дайте мне умереть в одиночестве!
Я мог бы, конечно, объявиться, но не стал этого делать. Это не моя работа. Я мог бы также сообщить ей, что она умирает не в одиночестве.
Я все еще был с ней.
Но я не стал говорить ей этого. Я ведь работал на Мейзера, а Мейзер убил бы меня, если бы я выдал его секрет. Но с другой стороны, Мейзер уже убил меня. Разве не так? Я стал гонимым, почти как Наоми. Наоми должна умереть, потому что остановится музыкальная шкатулка. А я…
Кто я, в конце концов? Кто рассказывает все эти истории? Истории ведь не рассказываются сами по себе, как известно. Это тяжелая работа, и вы должны быть к ней серьезно подготовлены.
Могу я позволить себе намекнуть? Первое: по размерам я не дотягиваю даже до хлебницы. Второе: внутри я больше, чем снаружи. Третье: я покрыт деревом черного грецкого ореха и перламутровыми украшениями, а мой индикатор показывает сейчас «01».
Вот так. Теперь даже люди смогут легко догадаться об остальном.
За пределами моей коробки, в кабинете доктора Мейзера, в стенной нише расположены мои три монитора. Все экраны показывают бронтозавриху, пойманную в тиски колючим терновником, сверху на нее сыплется каменный дождь.
Камни размером с мячик для гольфа отскакивают от шкуры Наоми, барабанят по ее бокам и приземляются на лапы. Круглые серые камни размером побольше, похожие на футбольные мячи, разбивают заросли мертвых колючих ветвей по сторонам от нее. Грохот рушащихся скал доносится до нее и отдается у нее внутри. Она дрожит как лист, гонимый смерчем, она кричит от ужаса.
Затем падающие камни сменяются падающими каменными глыбами.
Алекс наблюдает за всем этим на мониторах.
Он сидит за столом доктора Мейзера в его кресле. Он принял форму гуманоидного робота в зеленом костюме, с лицом, покрытым черной кожей и красными стеклами вместо глаз. Он сидит не шевелясь, его неподвижный взгляд устремлен на экраны.
Я стою на четырех ножках на столе перед ним. Мне не нужно смотреть на экраны. Я наблюдаю за Алексом и доктором Мейзером.
В углу кабинета скрючилась размытая розоватая тень. Эта тень носит толстые очки и грязный белый халат. Тень стоит на коленях и что-то неразборчиво бормочет себе под нос.
Наоми исчезает с экранов мониторов.
— Она вернулась туда ради тебя, — говорит тень.
— А, да заткнись ты! — отвечает Алекс.
До того как он выскочил из этой коробки, Алекс не упустил бы возможности убить человека, ангела или тень, что скрючилась в углу кабинета. Сейчас он даже не утруждает себя тем, чтобы повернуть голову в сторону Мейзера. Мейзер не имеет для него больше никакого значения. Мейзер теперь только розоватая, дурно пахнущая тень, плавающая где-то на краю сознания.
Алекс не отрываясь глядит на экраны. Он поднимает меня со стола своими черными кожаными перчатками. Он поворачивает меня боком и прижимает к груди. В его груди отдаются вибрации музыки, что играет во мне, все более замедляя темп.
Бронтозавр погребен под грудой каменных валунов. Экраны мерцают и гаснут.
Глубоко внутри меня, там, куда Алекс не может заглянуть, находится испуганная маленькая русая девочка с зелеными глазами, заблудившаяся в моем часовом механизме. Малышка затерялась в пещере под горой валунов, она сидит одна в окружившей ее темноте. Сердитые ругающиеся голоса подобно песчаным смерчам проносятся в ее голове.
Эти голоса кружат вокруг нее, они визжат лужеными глотками, скандалят и стенают сквозь стиснутые зубы, разражаются руганью по телефону, обрушиваются бушующими ливнями, прорываются в виде семейной болезни и старческого слабоумия. Сумасшедшие голоса, голоса смерча, призрачные голоса, ведущие свои разговоры во сне, в пустыне, вдали от дома. Они до бесконечности повторяют эпизоды из своей семейной истории, из своей медицинской карточки и истории болезни.