Он так ликовал, так радовался тому, что все столь легко разрешилось, что Игорь Кириллович наконец не выдержал, сбросил маску заинтересованного жлоба, готового за лишнюю пачку долларов продать и отца, и мать, и вообще все на свете.
— Значит, собрались через меня свою отраву возить твои боссы, да? А ты ху-ху не хо-хо, — вспомнил он вдруг блатной сленг и даже сделал соответствующий оскорбительный жест рукой, показав это самое «ху-ху». — А вот этого вместо укропа не хотите?! — Он поднялся за своим столом от гневного возбуждения. — Даже и не подумаю с такой падалью связываться, понял? А Никону передай: не принял, мол, Грант предложение. И сам с наркотой связываться не хочет, и тебе бы, мол, не советовал родной народ травить. Ну и садиться из-за этой дряни — тоже. Это только по-твоему я мало сидел, а по мне — так и этого срока вполне достаточно, чтобы больше не захотеть на нары приземляться. Вот так достаточно! — Резко проведя ребром ладони по горлу, показал, до какой степени он наелся тюряги.
На лице Кента появилась мина брезгливого удивления. Он покачал головой:
— Какие-то вы, москвичи, дебильные все, право слово. Ему такие деньжищи готовы обломиться, а он боится даже пальцем пошевелить — как бы, мол, не замараться. Тьфу! Мне вас, москвичей, другой раз жалко, честное слово! А впрочем, дело твое, командир. Мое дело — доложить Никону, что ты перебз…л и отказываешься. Не думаю, что ему это понравится. Ну да тебе ведь жить-то, не мне… — Он встал, ничего больше не говоря, отчего в кабинете Игоря Кирилловича повисла нехорошая, опасная пауза, пошел к выходу. Но в дверях все же остановился. — Неужели ты думаешь, мы тебя, суку московскую, не подцепим за жабры? Еще жалеть будешь, что не согласился сразу. А может, вообще пожалеешь, что жив остался…
Игорь Кириллович, держа тяжелый «глок» в руке, вышел из-за стола.
— Ты чего это, сявка? — спросил он грозно. — Ты меня пугать еще будешь? А если я вот тебя прямо сейчас…
— Ай, брось ты, не смеши! — без страха сказал Кент. — Ты лучше о жене подумай, или кто там у тебя? О девочках своих. Вот эту целочку, что под дверью сидит, не жалко будет в случае чего отдать ребятам на групповуху, а? Я-то сам не по этой части, не по бабам… Хотя на такую конфетку и у меня, наверно, встал бы.
— Ага, встанет, — кивнул Грант. — Я вот тебя шлепну сейчас, и подохнешь со стоячим.
— Ничего, значит, не боишься? — насмешливо спросил Кент. — А выглянуть в таком разе не хочешь? — И он широко распахнул дверь кабинета, показав хозяину внутренность «предбанника» и у дальней стенки — сидящую на стуле бледную, как бумага, Лену, по обе стороны которой напряженно стояли двое приведенных Кентом зверовидных амбалов с топырящимися полами пиджаков. — Ну, убедился, что есть чего бояться?
— Убедился, — сквозь зубы сказал Игорь Кириллович, мучительно думая — убрать пистолет или все же оставить его на виду. Мысли работали лихорадочно: да, неприятностей у него может быть очень много, тем более что он теперь знает про наркотики, то есть то, чего лишнему человеку знать совершенно ни к чему. Но все равно, если рассудить здраво, согласись он, уступи — и неприятностей у него может стать во много раз больше. — Значит, так, — сказал он гостю. — С тобой мы прощаемся, думаю, навсегда. А Никону передай: предложение ваше я не принимаю — себе дороже. А насчет чего другого всегда буду рад ему подсобить, если, конечно, смогу.
— Ах, огромное вам гран-мерси, — придурочно сказал Кент, задом выползая из двери и непрерывно кланяясь. А выползя, сменил тон: — Смотри, командир, пожалеешь еще. Я буду не я, если не заделаю тебе козу… вместо укропа…
Игорь Кириллович, держа взведенный пистолет в кармане, вышел за ним следом, но все сразу кончилось — и Кента, и его подручных тут же простыл и след. Только Лена, неестественно бледная и, чувствовалось, близкая к истерике, все так же сидела на прежнем месте, словно боясь пошевельнуться.
— Все, все, Лена, — сказал он, гладя ее как маленькую по голове. — Все уже позади. — Он прошел было мимо, торопясь узнать, что же все-таки случилось с охраной, но Лена судорожно вцепилась в его руку.
— Какие страшные, — шепотом сказала она и даже всхлипнула. — Кто это, Игорь Кириллович?
— Да так… не забивай себе голову… Один… предприниматель из новых русских с телохранителями…
Свою же охрану, вернее обоих охранников, стоявших в тот день на входе, он нашел «отключенными», связанными и запертыми с залепленными ртами в туалетной комнате. Ладно хоть без мокрухи обошлись, подумал Игорь Кириллович.
Приведенные в чувство охранники долго не могли прийти в себя и рассказать что-нибудь толком. Поведали только, что незнакомцы вошли балагуря — дескать, такую солидную фирму они как раз и искали и, едва начав разговор по делу, прыснули им чем-то в лицо, а что было дальше — оба не помнили совсем. Похоже, весь расчет у налетчиков был на фактор неожиданности, и он полностью оправдался, хотя охранники Игоря Кирилловича были людьми весьма опытными и профессиональными…
Несмотря на такое их с Кентом расставание, Игорю Кирилловичу потом пришлось еще не один раз встречаться с этим поганцем. Сначала опять пришла малява от Никона вроде как с извинениями за то, что они с его человеком «не поняли друг друга». Насчет наркотиков было сказано так: не хочешь, мол, и не надо, мы же тебе пока просто предложили; и в этой же маляве Никон попросил его снова принять нашкодившего Кента — тот, дескать, вину свою чувствует, и будет хорошо, если они станут работать вместе. Вот так и пришлось Игорю Кирилловичу, стараясь прятать подлинные чувства и делая вид, что он не замечает, какими становятся глаза у Леночки, принимать этого самого Кента, чтобы он сдох, и мало того — иметь с ним дела. Однако разговор о наркотиках если и возобновлялся, то как-то так, вскользь: не надумал, мол, еще? Смотри, пожалеешь…
Самое же удивительное, что, возникая потом у Игоря Кирилловича, Кент вел себя так, словно и не было того, первого явления с нейтрализацией охраны, словно и не пришлось Игорю Кирилловичу вытаскивать свой надежно припрятанный пистолет. Словом, так, будто ничего между ними и не было.
Ну и, понятное дело, Игорь Кириллович о нападении на свой офис никому сообщать не стал, да и особых мер никаких не предпринимал, если не считать некоторого усиления охраны на входе. Хотя, похоже, от этого Кент словно почувствовал свою безнаказанность и окончательно поверил в то, что никакой Грант не законник, что он — обычный московский лох, которому Никон в свое время по какой-то ошибке дал слишком много власти. Ну что ж, бывают промашки и у самых великих людей. А дела с наркотиками у Кента шли, и похоже успешно, потому что он все больше и больше входил в силу, обзаводился новыми бойцами. И, становясь полновластным лидером солнцевской группировки, Кент одновременно все больше наглел по отношению к Игорю Кирилловичу. У Разумовского не раз даже возникало ощущение, что Кент не прочь подмять его под себя. Словом, назревала серьезная, даже чересчур серьезная разборка, которой Игорь Кириллович так долго старался избежать — ведь этот придурок Кент был посланником, представителем самого Никона, и поднять руку на него — значило бы поднять ее и на самого Никона. И это напряжение все копилось и копилось — до того самого момента, как Кент снова заявился к нему недавно — на этот раз как к смотрящему, которому подчинялась и его собственная, Кента, территория, равно как и прилегающие.
— Братва послала, — сказал Кент, вальяжно раскидываясь в гостевом кресле. — Они ж не знают, кто ты на самом деле… Короче, там пацанов развести бы надо. Сошлись две хевры из-за привокзального рынка. Целая война, гад буду. Трупаков уже штук двадцать, чувствуешь? Вот меня и послали за смотрящим. За тобой то есть.
Игорь Кириллович враждующие группировки развел без проблем — авторитет у него все еще был, несмотря на усилия Кента. И развел, и посидел, как положено, на импровизированном банкете в «подшефном» одной из группировок загородном ресторане «Русич». И тут, на банкете, Кент, подогретый алкоголем, снова прилип к нему. Подсел, будто по делу, зашептал, горячечно дыша в самое ухо: