— Н-ничего особен-ного н-не слышал.
— А что не особенного слышал? — терпеливо продолжал допрос Медик.
— Н-никто н-на вашего б-босса н-не покушался — д-дураков н-нет!
— Старая песня. Что-нибудь новенькое давай. У тебя ведь в черепушке обязательно какие-нибудь свеженькие идейки припрятаны, — Медик постучал пальцем по грушеобразной голове Заики.
— В-все ч-чужаков м-мучишь, в-вокруг себя п-получше п-посмотри, — успел огрызнуться задохлик, прежде чем новый жестокий приступ кашля заставил его согнуться пополам и низко опустить голову.
Когда он смог снова взглянуть на Медика, все его губы были в крови, а челюсть тряслась, но все же он мужественно продолжил:
— В в-вашей б-банде с-самые м-матерые в-волки…
— Кто? — прошипел Медик.
— Т-ты св-воих л-лучше зн-наешь, — задыхаясь, прохрипел парень.
— Говори, я сказал! — Медик сорвался на крик.
— Н-не зн-наю…
— Тебя сейчас так отделают, что не поднимешься! Говори!
— Н-не д-дурак — зн-нал б-бы ск-казал.
Громила, поддерживавший Заику сзади, отпустил его, чтобы обойти спереди и ударить, но задохлик рухнул на пол и, как ни старался, так и не смог подняться…
Именно Заика заронил в душу Медика семя сомнения, которое чуть позже дало богатые всходы.
Три недели Медик тщательно прощупывал все каналы и связи, прорабатывая версию конкурентной борьбы за рынок сбыта. Но полученная информация лишь еще раз убедила его, что никто из конкурентов не мог «заварить эту кашу»: у них просто ни сил, ни средств не было, чтобы соперничать с боссом.
Босс стоял на голову выше всех. Они не дотянулись бы до него, даже скооперировавшись между собой или с кем-либо еще из влиятельных фигур. К тому же теперь Медик знал абсолютно точно — никто из высшего круга интереса к их бизнесу пока не проявлял и никаких переговоров за спиной не вел.
Вот тут-то снова Медику пришла в голову неприятная, но весьма правдоподобная мысль: никто извне не может претендовать на нишу, занятую боссом, а ведь внутри их собственной структуры действительно есть сильные личности. Скорее всего в случае безвременной кончины шефа кто-то из них займет его место. Уж не наследники ли торопятся взойти на трон? В этом дерьме Медик твердо решил сам не копаться. Руководствуясь принципом: со стороны видней, он решился привлечь постороннего. Тщательнейшим образом отбирая кандидатуры, Медик остановился на наилучшей, то есть на мне — Татьяне Ивановой.
Надо отметить, что немаловажную роль в его выборе сыграл мой пол. Медик считал, что будет удобнее всего, если я войду в их круг не как детектив или партнер по бизнесу, а как молодая обворожительная женщина, лучше всего просто его любовница.
— Для пользы дела нам придется немного пофлиртовать, но я обещаю вести себя по-джентльменски, — нагло заявил он.
— Со мной по-другому просто не получится, — уверенно парировала я.
— Не сомневаюсь… — многозначительно протянул в ответ двуличный типчик. — Завтра у нас выезд на пикник, — уже деловым тоном продолжил он, — расслабуха, организовали ее, чтобы развлечь босса. Надеемся отвлечь его от мрачных мыслей. Поедем вместе, там будут все особо приближенные. Не стану давать никаких комментариев, сами свежим взглядом оцените. Кстати, предлагаю перейти на «ты», ведь нам предстоит изображать людей довольно близких, к тому же, как вы наверняка и сами знаете, в нашей среде «вы» звучит крайне редко и вызывает совсем ненужное раздражение.
— Об этом можно было даже не говорить.
— Я был уверен, что ты так ответишь. До завтра, — как-то расстроенно ответил он.
Очень странный «товарищ». Совершенно непонятно, что его задело. А что, собственно говоря, он хотел бы услышать? Нет, так не пойдет — мне нет абсолютно никакого дела до его пожеланий, на меня повешена недюжинная работенка. Нагрузил он меня по полной программе, выше крыши…
Существовала и другая версия происшедшего 20 мая в университетском городке, с которой мне, к сожалению, довелось познакомиться лишь неделю спустя.
Неподалеку от места трагедии, за толстым раскидистым деревом притаился робкий парнишка. Он завороженно следил за миловидной девушкой, несомненной претенденткой на призовое место в любом из конкурсов красоты. Казалось — зрачки наблюдателя были расширены настолько, что полностью закрывали радужку. В черной глубине этих обсидиановых горошин скрывалось восхищение.
Парнишка видел, как Алина порхала по ступенькам университетской лестницы и улыбалась, радуясь весеннему солнечному дню. Легкий теплый ветерок ласкал ее юное лицо, пушил длинные густые волосы. Девушка была несомненно красива и к тому же безукоризненно сложена. Она привлекала внимание многих прохожих, особенно мужчин. У тех, кого успевал коснуться мягкий, чуть озорной взгляд ее лучистых ультрамариновых глаз, повышалось настроение. Было заметно — некоторые представители сильного пола совсем не прочь познакомиться с очаровательным созданием поближе.
Девушке оставалась всего лишь одна, последняя ступенька, один маленький прыжок — и она легко приподнялась над землей…
В тот роковой миг в однообразный гомон городского дня вмешался гулкий хлопок, слишком резкий, слишком громкий, он заставил людей непроизвольно вздрогнуть и пугливо оглянуться вокруг.
Наблюдавший за Алиной быстро моргнул и, когда глаза его снова открылись, искренне изумился — зрение вдруг изменило ему. То, что он увидел, отдаленно напоминало старое немое кино: перед ним, словно кадры черно-белого фильма, мелькали картинки как бы в негативном изображении. Такое восприятие делало мир, мягко говоря, непривлекательным, только Алина, несмотря ни на что, была прекрасна.
Но вот девушка как-то неестественно дернулась, будто от сильного удара в грудь, нанесенного невидимой рукой, и, обмякнув, упала вниз.
Лица остальных героев странного фильма исказили ужасные гримасы. Две крупные фигуры, подхватив под руки третью, рухнувшую на землю одновременно с Алиной, бросились к подъехавшему лимузину. Тут же наблюдатель увидел, как на асфальте рядом с Алиной стало быстро расти ярко-алое пятно. Именно этот резавший глаза красный цвет вернул слух свидетелю трагедии.
— Она мертва! Она мертва! — истерично завизжала пожилая дама, ближе всех находившаяся к девушке.
Этот крик буквально приковал взгляд наблюдателя к мертвой Алине. Парнишка внезапно ощутил, как горькое осознание невосполнимой утраты вошло в него. Ему стало тяжело дышать, и в груди больно заныло — жестокая правда заключалась в том, что он никогда больше не увидит ее лучистых глаз, не услышит по-детски озорного смеха…
В следующее мгновение парнишку начала бить мелкая дрожь, а горло стальным кольцом сжала тошнотворная волна. Внутри его неожиданно появились сразу несколько незнакомых ему ранее чувств: боль, гнев, досада.
До этого момента в его жизни все складывалось на редкость благополучно. Ему были неведомы раздражение, неприязнь, злоба, ненависть. Поэтому он оказался совершенно не готов к захлестнувшему его потоку дикой, слепой ярости, возникшей от осознания своей абсолютной беспомощности, неспособности изменить случившееся.
Парнишке нестерпимо захотелось закричать, очень громко, оглушительно. Ему показалось, что так он сможет избавиться от новых неприятных, чуждых ему ощущений. Инстинктивно он плотно сомкнул веки, раскрыл рот, готовясь выплеснуть наружу черную обиду на несправедливый мир.
Однако неожиданно возникшая подсознательная догадка заставила его снова сжать губы и широко распахнуть глаза. Взгляд быстро и уверенно побежал к нужной точке — темному проему окна. Теперь он, невольно наблюдавший эту страшную смерть, точно знал, как и почему погибла Алина. Большое расстояние не помешало ему увидеть и навсегда запечатлеть в памяти каждую черточку ненавистных лиц…
Гнев обрел вполне определенную направленность, желание источать его на всех подряд тут же пропало. Парнишке удалось укротить свою ярость и спрятать ее в глубине некогда свободной от черных чувств души.