Папочка опустил забрало, спустился в окопчик, стал прикидывать, что к чему.
Играли не в первый раз. Дрон и Галактион, несомненно, минут через десять выбьют Карася. Эта компания в дальнем углу, недалеко друг от друга. Шкапик, шалун и солист, держит середину поля. Он парень терпеливый. Свалит обоих. Витек проберется к Кларе, они справа. Девка стреляет лихо. Что получится — неизвестно. Тогда папочка двинется в разведку боем. Играли по двадцатке. Сто баков Карабасик, пожалуй, сегодня оттянет. Папочка проучит кодлу. Прошлый раз они его подловили, сговорившись, и положили из трех стволов. Играли без шлемов, озоруя. Потом все мордашки были в краске, как у клоунов. Сегодня ожидался «рафик» «Информ-ТВ». Велено было всем надеть шлемы. Гарик выглянул осторожно. Дрон, скотина, вместо шлема натянул на голову чулок, как омоновец какой-то при задержании бандита. Или это Карась. Шарики пошлепывают, парни движутся. А это вообще-то мысль. Вечером в информашке в черных масках. Потом снимают под веселый смех. Хотя веселиться как бы неприлично.
Прошло минут восемь. Пора двигаться. Гарри выглянул, потом рывком выбросил крепкое свое тело, с небольшим все же пузцом, наверх, перекатился, упал за поребриком. Успел увидеть, как Шкапик и Витек, не жалея камуфляжа, совершенно талантливо падают на арматурного ежа и остаются на оном висеть, совершенно как каскадеры. «Такие мы, господа артисты. Все делаем классно», — ободрился Гарик. Качнулся влево, проверил пространство, перебежал за бочонки, перекатился к коридору справа. Выглянул. И увидел, как Галактион, словно получив настоящую пулю, остановился на бегу, присел, попробовал снять шлем, не смог, упал на правое бедро, стукнул шлемом о бетон, затих. «Блеск работают парни. Может быть, номер такой ввести — со стрельбой по зрителям? Садим массовку в первый ряд и отстреливаем. Главное — как сделать. Если вот как сегодня. И кордебалет в камуфляже. Актуально и ненавязчиво». Вскрикнула Кларетта где-то недалеко. И все. Тишина. Карабасов аккуратно вышел из-за укрытия. Что сейчас произошло с расстановкой и диспозицией, он примерно догадывался. Кажется, остался все же Карась. Только. А, вот в чем дело! Операторы уже снимают. Подъехали раньше. Блистательно! Тогда нужно показать удаль и мастерство. Нет, Дрон. Идет навстречу. Ружьишко стволом книзу. Гарик снял шлем. Бросил его картинно, поднял изрыгатель шаров, сто штук в резервуаре-обойме. Сейчас влепит в Дрона очередь.
— Дрона, дружок. Сними страшилку с харьки.
Дрон так и делает. Стаскивает чулок…
И никакой это не Дрон. Мужик посторонний. Гарик вертит головой. Охрана же кругом. Дуболомы, всех высеку. А мужик поднимает ствол, и он не для шариков, запоздало успевает сообразить Карабасов, а автомат это с глушителем, короткий и легкий, как и смерть. Такая же легкая и неожиданная. Пуля попала Гарику Карабасову в сердце, не пробила его, а разорвалась внутри, как несколькими мгновениями ранее ее маленькие сестрички сделали это внутри поп-звезд, юных и бесталанных, собиравших полные залы во многих городах бывшего Союза, а также потоптавших тротуары Парижа и совершенно экзотических стран, а теперь вставших в очередь на прием к Богу.
Посторонний в чулке перестрелял шоу-группу аккуратно, умело, совершенно артистически. Здоровые и красивые мужики, работавшие в службе безопасности артистической бригады и вертевшие еще недавно головами по периметру лесного массива, небольшого и опрятного, теперь лежали на теплой предосенней земле с простреленными головами.
А девочка из «Информ-ТВ» все снимала, смутно догадываясь о происходившем, операторы ловили в кадр победителя игры, а тот спокойно покинул полигон, не отвечая на вопросы, сел в пикапчик и уехал. В километре от стрельбища и побоища он вышел, сдернул с себя камуфляж, под которым оказались вполне обыкновенная майка и джинсы, перебежал по взгорку к реке, где моторка уже готовая, с работающим движком и товарищ на корме, впрыгнул на скамью, и лодка сорвалась с места.
Шторы, как всегда, и прежде, и потом опущены в кабинете большого милицейского начальника. Зверев бывает здесь редко. В последний раз полгода назад, когда завалили директора большого банка. Зверев тогда вел другие дела, не громкие, которые, казалось бы, взять и закрыть и не тратить дорогого времени, которого оставалось все меньше. Попав под «мобилизацию», Зверев дела все же оставил за собой, дожал их, и когда необъяснимым образом они помогли в деле банкира, «на верхних этажах» решили, что Звереву везет. И стали подключать к делам совершенно бесперспективным, требовавшим подхода иррационального, поступков безумных, следственных действий необъяснимых. Зверев «тащил» эти дела, и его стали называть колдуном и прощали такое, за что другие вылетали с работы подобно пробкам.