- Он прячется от меня, - говорила Лена. - Наверное, ему плохо совсем, и он прячется. Он всегда был сильный и... глупый. Теперь-то я это знаю.
- Не знаю, - сказал Никодимыч. - Он же не пишет.
- Иногда я думаю, что вы в заговоре с ним. И все о нем знаете.
- Как в кино? - спросил Никодимыч.
- Давайте я вам свитер свяжу, - предложила Лена. - Я, Никодимыч, вязать научилась.
- Свяжи, - согласился Никодимыч.
...Лена шла по тихой улице, где жил Никодимыч. Деревья стояли по-осеннему голые. Осенний луч солнца пробивался из-за туч на тихую улицу. На детской площадке неторопливый ребенок тихо возился с мокрым песком.
- Давай поиграем вместе, - Лена села на корточки.
- Хорошо, - покорно ответил ребенок и поднял на Лену внимательные большие глаза.
АНЮТКА
- Уже два дня не играли, - сказала Анютка. - Дядя Саша! А то я всем расскажу.
- Неужели два дня? Халтурим, выходит, Анютка?
- Нести?
- Тащи!
Анютка убежала. В меховом зимнем комбинезончике, крохотных торбасах она была ладной девчонкой. Из-под капюшона торчали косички и быстрые, как у мышонка, глаза.
Анютка появилась с шарфом в руках.
- Запоминай! - звонко скомандовала она.
Сашка протер очки. Огляделся кругом. Над голой стенкой лиственниц низко висело желтое холодное солнце. Упакованные грузовые нарты стояли кругом. Из нарт торчали шесты, шкуры, кухонная утварь. Снег был утоптан.
- Завязывать? - нетерпеливо спросила Анютка.
Сашка снял очки, протянул их Анютке. Она крепко завязала ему глаза.
- Ну! - глухо сказал Сашка.
- Возьми в маминой нарте чайник, набей его снегом, потом в нарте дедушки возьми топор и сходи к сухой лиственнице, сруби на дрова, потом... потом...
- Потом скажешь, - остановил ее Сашка.
Он встал, подумал немного и прямиком направился к нарте, из которой торчала посуда. Ощупал ремень и развязал его. Поставил у ноги чайник. Завязал.
- Собьешься, собьешься, - прыгала на месте Анютка.
С топором в руке Сашка пошел от стойбища, Анютка, закусив губу, наблюдала за ним. Сухая лиственница торчала справа и впереди. Сашка прошел мимо. Остановился. Взглядом "пощупал" солнце. Лицо его было мокрым от напряжения.
- А вот ми-мо, а вот ми-мо... - пела Анютка.
- Помолчи! - резко сказал Сашка. Он поводил ладонью перед собой, задержал ладонь напротив солнца и прямо направился к лиственнице. Ощупал руками ствол. И перехватил топор для удара.
- Хек! Хек! - послышался из-за холмика голос Помьяе.
Сашка сдернул с лица шарф, Анютка бежала к нему с очками.
- Молчок, Анютка, молчок.
Анютка согласно покивала. Глаза ее хитро блестели. На холмик вылетели олени. Помьяе, бог тундры, сидел, развалившись в нарте.
- Саша, этти! * - крикнул он, улыбнулся во всю ширь лица. - И, этти **, Помьяе.
* Этти - здравствуй (чукот.),
** И, этти- ответное приветствие (чукот.).
- Совсем скоро чукча будешь, - одобрительно сказал Помьяе.
- Да, - согласился Сашка. - Неплохой вариант. Сейчас нарублю дровишек, сварю мясо и пойду в стадо, сменю Сапсегая.
Круглая луна висела над чахлым лесостоем. Сашка, неловко ступая, на снегоступах обходил стадо. Он был в узких меховых брюках, коротко подпоясанной кухлянке, на поясе болтался нож. Ночь была очень светлой.
Стадо сгрудилось массой, над ним поднимался пар.
- И когда волна раз-да-вит в трюме крепкие бочон-ки, всех наверх засвищет боц-ман: к нам идет де-е-вятый ва-ал... - напевал Сашка.
Мягко скрипел снег под снегоступами. Сашка остановился. Закурил, поднял глаза. Огромные колючие звезды висели на небе.
- Чудеса, - подивился Сашка. - Как есть чудеса.
И тут же стадо тревожно заволновалось, взорвалось и текучей черной лавиной ринулось между деревьями. Снег был очень глубоким, олени грудью вспахивали его и текли, и текли мимо Сашки.
- У-уй, - заорал Сашка.
Он кинулся туда, откуда бежало стадо, вгляделся в темноту. Ему показалась мелькнувшая серая тень. Сашка вскинул двустволку. Пламя разорвало тишину.
Помьяе у яранги поднял голову. Громыхнул вдали второй выстрел. Он вытащил карабин, ловко вставил ноги в петли снегоступов и побежал в лес.
Накидывая на ходу дошку, выполз из яранги Сапсегай.