— Ну, что хватаешь? Что хватаешь?! — плачущим голосом проговорил сзади сторож. — Это ж местный. Междугородний — вот он, в будочке висит… Темнота!..
15
Я уже не мог больше есть, а она все очищала яйца, мазала хлеб маслом, отрезала толстые ломти колбасы и молча пододвигала мне новые куски.
— Все! — сказал я. — Спасибо, сыт.
— Возьми помидоры. Ты не пробовал.
Это была, пожалуй, первая ее фраза за наш ужин.
— Попробуй! — настойчиво повторила она. — Сама солила.
Тут я понял, что совсем она не успокоилась. Просто боится, что сейчас кончится ужин и снова надвинется страх. И еще она очень не хочет, чтобы я заметил это.
— Возьми! — сказала она.
Я чувствовал, что у нее внутри все сжимается от предчувствия страха, но больше не мог съесть ни кусочка. Никакая реакция на еду не помогала.
— Всухомятку не пойдет, — сказал я. — Вот если бы граммов сто пятьдесят!
Здорово у меня это получилось. Не хуже, чем у Петьки Щукина. Я понимал, что водку ей взять неоткуда.
На лице девчонки появилось знакомое «вчерашнее» выражение.
Она пристально смотрела на меня. Поколебавшись, потянулась за сумкой. Интересно, что же она еще оттуда достанет?
Девчонка протянула небольшой пузырек. В нем какая-то бесцветная жидкость. На этикетке было написано: «Наружное».
Она брезгливо поставила передо мной пластмассовый стаканчик. Я с удовольствием выпил бы сейчас газировки с сиропом из автомата.
— Слушай, — сказал я. — Здесь написано «Наружное». Наверное, его пить нельзя.
— Почему нельзя? Это же самый чистый спирт. Медицинский. Просто внутрь его не прописывают.
Отец рассказывал, что на Дальнем Востоке, где он одно время работал, они пили спирт, разводя его соком консервированных ананасов. Ананасов у нас не было.
— Развести нечем, — сказал я. — Вот досада!
Я вернул пузырек.
— Погоди, — девчонка вскочила с кресла. — Не может быть, чтобы здесь воды не было. Машинисты ведь не верблюды. Они тоже пить должны.
Она заметалась по кабине. На задней стенке было несколько дверок. Она стала открывать их по очереди.
— Вот! Смотри, что здесь!
В шкафчике, где машинисты, наверно, хранили продукты, стоял термос. Девчонка встряхнула его.
— Там что-то есть!
Она отвинтила колпачок, вытащила пробку, принюхалась.
— Кажется, кофе… Пойдет?
Деваться было некуда.
— Пойдет, — сказал я.
Мы налили себе кофе. Она в колпачок от термоса, а я в пластмассовый стаканчик. Я храбро плеснул туда немного спирта.
— Тебе налить? — спросил я.
Девчонка колебалась, но любопытство пересилило.
Она с опаской пригубила. Я следил за выражением ее лица.
— А знаешь, ничего! — сказала она.
Я закусил сладкий кофе соленым помидором. Налил себе еще стаканчик кофе и добавил туда спирта из пузырька.
— А тебе плохо не будет? — поинтересовалась девчонка.
Я покраснел.
— Ну ладно, — сказала она. — Давай, за знакомство.
16
— Диспетчера Сортировочной! — надрывался Петька. — Срочно!
— В течение часа, — произнес бесстрастный голос на другом конце провода.
— Девушка! — взмолился Петька. — Милая…
— Я не ваша милая, — оборвал голос, — а дежурная телефонистка. Линия занята, разговор могу предоставить в течение часа.
— Тут человек погибает! — заорал Петька. — Дайте вашего самого главного!
— Соединяю со старшей, — бесстрастно произнес голос.
В трубке что-то щелкнуло, и другой, строгий голос проговорил:
— Старшая смены слушает!
У старшей смены Селезневой весь день не выходило из головы, что ее Сережка сегодня первый раз пошел на работу в депо. И поэтому, когда какой-то юношеский голос сбивчиво стал объяснять, что ему необходимо срочно поговорить с диспетчером Сортировочной, она решила нарушить правила и дать разговор вне очереди.
— Хорошо, — сказала она. — Сейчас приму заказ. Вы как оплачивать будете? В кредит, по талону?
— У меня нет талона!
— Вы говорите с квартиры?
— Нет.
— Тогда предоставить разговор в кредит не могу, — вздохнула Селезнева.
— Какой кредит!.. Товарищ погибает!..
Мальчишка на том конце провода чуть не плакал.
17
Начальник разъезда «38-й километр» зябко поежился, прислушался.