Через люк в машинном отделении можно выбраться на крышу. Впереди семь секций. Нет, я никогда не смогу этого сделать!
Я вернусь домой. Мама будет счастлива, что я уцелел. Потом приедет отец. Он посмотрит мне в глаза и все поймет. И придется рассказать… Нет, не только потому, что отцу трудно, невозможно врать. Не только…
Я знал, почему мне придется рассказать. Потому что сам он не мог бы спрыгнуть с поезда, если бы беда грозила другим людям. Он бы точно влез на крышу, чтобы добраться до первых тепловозов. И не вспомнил даже, что у него раненая нога до сих пор болит в колене. Его ранили в конце войны, весной сорок пятого. Он пошел добровольцем, он тогда был чуть старше меня. Папа был стрелок-танкист. Его ранили, когда он вернулся к своей подбитой машине. Там остался командир. Командир приказал всем уходить. Сказал, что пойдет последним. Они не знали, что он тяжело ранен и не может уже выбраться. Но командир не хотел, чтобы из-за него погибли отец и водитель. Они вылезли из танка и побежали. А потом отец обернулся и увидел, что командира нет. Он крикнул водителю, но тот не остановился и бежал все дальше. А папа вернулся. И тут его ранило. Но он все-таки вытащил командира. Он долго тащил его по полю, и командир умер у него на руках. Он все-таки дотащил его до своих. А потом он встретил в медсанбате водителя. И ударил его. Водитель был старшина, а папа только младший сержант. Его судили трибуналом и разжаловали в рядовые. Но отец говорил, что если бы он еще раз встретил того водителя, то все равно бы ударил…
29
Три! Только три раза надо прыгнуть с одной крыши на другую. Ведь каждые две секции сообщаются между собой.
Теперь я знал, что прыгну, — я не думал, чем это кончится. Я просто не мог поступить иначе. Надо было позаботиться о Люсе. Она не должна рисковать. Она спрыгнет, как только начнется подъем.
— Люся! — сказал я. — Не дрейфь. Спрыгнем, как на парашюте.
Видно, я перебрал в бодрости тона, и Люся тут же это почувствовала.
— Это еще вопрос, кто дрейфит, — сказала она.
— Слушай: ты прыгнешь первой.
— Почему я?
— Так лучше. Да ты не бойся.
— Я сказала, что не боюсь!
— Тогда слушай меня…
— Смотря что скажешь…
— Надо спуститься на последнюю ступеньку.
— Спасибо, за «Цеу».
— Какое «Цеу»?
— «Ценные указания». А то я уж думала из окна кидаться.
Она отвечала сразу, не думая, пытаясь закрыться от страха резкими ответами. Но я не обращал внимания на ее слова. Главное, чтобы она прыгнула.
— Значит, договорились: ты прыгнешь первая…
— Это я уже слышала. А почему все-таки я?
— Я прыгну сразу за тобой. Тут же. Просто я должен быть уверен, что ты прыгнула.
— Какая забота о человеке!
— Люся! — сказал я. — Послушай… Это не так просто. Я один раз уже пробовал… И не смог!
— А теперь сможешь?
— Смогу.
— Значит, и я смогу! — отрезала она. Но тут же извиняюще коснулась моей руки. — Хорошо, Сережа! Я все сделаю, как надо…
Я выключил наружный свет и спустился на подножку. Взошла луна, стало немного светлее. Впереди отчетливо виднелись огни, раскинувшиеся по холму. Это была Узловая.
Я поднялся в кабину. Люся возилась со своей сумкой.
— Собираешь вещи? — спросил я — Брось, только помешает.
— Что ты! — ужаснулась Люся. — У меня все здесь!
Люся кончила колдовать над сумкой.
— Я готова!
Огни на холме приближались. Их стало больше… Скоро должен начаться подъем.
30
В домах зажглись огни. Недовольные люди подымались на стук с постелей. Еще не стряхнув сон, они выслушивали короткие тревожные слова. Люди невольно подымали головы и смотрели туда, где над их домами шла крутая эстакада железнодорожного пути.
Потом они возвращались домой, будили детей и выходили вновь, уже одетые, с наспех собранными вещами в руках.
Люди уходили в сторону от железной дороги. Плакали разбуженные дети, коротко перебрасывались словами взрослые.
31
— Георгий, ты сошел с ума!
— Ошибаешься. Никогда в жизни я еще не был так разумен.
— Это бред!
— Это расчет. Понимаешь, я выхожу навстречу на легком тепловозе. Жду их у начала подъема.
— Они сомнут тебя!
— Зачем сомнут? Я тоже буду подыматься вверх. Почти с их скоростью. Понимаешь? Почти! Они нагонят меня. Я приму их на свой хвост.
— И сцепка сбросит тебя вниз.
— Никогда. Я смягчу удар.
— Ну хорошо, а потом?
— Потом переберусь на первый тепловоз. Любой ценой! Хоть прыгну с крыши.
— Ты погибнешь, Георгий!
— А погибнет мальчик? Погибнут люди? Тогда что, а?
32
— Пора! — сказал я и раскрыл дверь.
Все было почти так, как я представлял себе. Внизу под насыпью стояли белые дома. В окнах горели огни, фары автомашин освещали темные улицы.
Люся шагнула вперед. Красно-синяя сумка была зажата в руке. Сцепка шла вверх по подъему. Скорость сейчас казалась не такой большой.
— Скорей! — сказал я.
Люся остановилась в дверях.
— А ты?
— Я за тобой!
Люся медлила.
— Ты сразу?
— Да, да! Быстрей!
Я нервничал. Состав подымался все выше, а мне надо было еще пройти в машинное отделение первой секции, подняться на крышу…
Люся спустилась по ступенькам.
— Давай! — подбодрил я.
Она снова остановилась.
— Ты что?
Она молчала Ее огромные глаза в упор смотрели на меня, как будто спрашивая о чем-то.
— Прыгай! — закричал я.
Люся отвернулась. Сжалась на ступеньке.
— Ну!
Я легонько подтолкнул ее в плечо. Люся вдруг выпрямилась и легко поднялась в кабину.
— Что с тобой?
— Я не буду прыгать.
— Почему?
— Я боюсь.
— Прыгай! — заорал я. — Прыгай! Слышишь?! Сейчас же!
— Я не буду прыгать, — негромко сказала Люся. — Я боюсь.
— Врешь!
— Пусть. Но я все равно не прыгну.
— Почему?
— Ты что-то задумал.
— Ничего я не задумал!
— Не кричи. Я же вижу. И я никуда не уйду.
Я чувствовал ее дыхание, видел ее глаза. Я понял: она не уйдет. Ни за что.
— Хорошо! — сказал я — Оставайся!.. Только дай слово!
Она кивнула.
— Если увидишь… Поймешь, что плохо… Понимаешь? Совсем плохо!.. Тогда прыгай! Сразу. Не жди меня… Слышишь?
Люся еще раз кивнула. Вот сейчас, пожалуй, она смотрела на меня как-то по-особенному.
33
Опираясь на выступы затихшей машины, я поднялся к люку.
Локомотив бросало из стороны в сторону. Я не влез на крышу, а вполз и распластался на ней, раскинув руки. При одной мысли, что надо встать на этой покатой металлической поверхности, нехорошо замирало сердце. Но я должен был встать. И не только встать, но и пробежать по крыше и прыгнуть на следующую.
Я поднялся на колени. В лицо ударил ураганный ветер. Я заставил себя встать во весь рост. Ветер просто валил с ног. Сердце стучало, как хороший двигатель. Я сделал шаг вперед. Второй… Третий… Крыша следующего тепловоза была недалеко. Всего метрах в двух. Я посмотрел вниз и зажмурился. Темный провал показался шириной с Черное море. Даже закружилась голова. Сквозь грохот поезда послышалась сирена не то пожарной машины, не то «Скорой помощи».