5.
Никите Трифонову снились сны. Не то, чтобы это было очень странным, пусть даже их содержание зачастую было пугающим. Нам часто снятся кошмары, возросшие и набравшие силу из обыденных и зачастую даже совсем не страшных ситуаций. Хотя как раз на почве обыденности и растут наилучшие из ночных страхов. Томится и терзается та эмоционально-иррациональная часть внутри нас, о которой мы не знаем, но подспудно догадываемся и потому стремимся задавить и уничтожить любой ценой, ибо она угрожает другой половине - цивилизованной, интеллектуальной, выпестованной долгими годами учебы, а после работы. Эта человеческая часть человека, если можно так выразиться. Ее оружие логика и отточенный в обращении с ней мозг. Она сильна, эта половина, она побуждает своих хозяев двигать прогресс и постигать мир вокруг. Но в логике же ее слабость, потому, что зачастую, встретив что-то заведомо нелогичное, нечто, выпадающее за построенные этой цивилизованной личностью рамки, она попросту не выдерживает, перегорает, как сложный и логичный компьютер которого вместо мягкого и вкусного питания в двести двадцать вольт вдруг посадили на кислотную диету из трехсот восьмидесяти. Море дыма и электрическая агония кремниевых нейронов. Так и человеком, пусть не столь эффектно. Личность иррациональная при этом выживает и, с молодецким гиком берет в руки вожжи управления телом. А общество берет это самое тело, увлеченно повествующее о занимательной жизни эльфов и демонов, да и упрятывает его в соотвествующее заведение, где больной, без сомнения находит единомышленников. Их боятся, их ненавидят, и не оттого ли, что нормальные люди подсознательно чувствуют долю правды в утверждениях безумца. И... боятся! Страшатся взглянуть на мир другими глазами. Серая пелена будней - спасение. Но только не ночью. Так у Мартикова - у которого произошел раскол двух изначально обретающихся в нем половин. А потом одна из них, волей людей из "сааба" оказалась вовсе изгнана и серым бесплотным волком отправилась странствовать по свету. А лишенный ее оборотень даже и не заметил, как изменилось его поведение, ведь раньше не горел он желанием творить разумное, доброе, вечное. Именно эта, взявшая полноценный контроль человечность и не дала ему убить Влада. Есть исключения - помимо тех же безумцев, что живут в Сумеречной зоне, есть медиумы, люди творческие, которых "нормальное" общество окрестило "не от мира сего", и было как нельзя в этом право. Эти не живут постоянно в мире грез, но... одним глазом нет-нет да и заглянут в эту страну чудес. А потом творят, в тщетных усилиях пытаясь изобразить то, что человеческая половина с ее логикой воспринять не в состоянии. И наживают себе новые ярлыки. И есть еще дети. У них с логикой трудно, потому что она вырабатывается со временем и они воспринимают мир без серо-дымчатых очков рутины, удивленными, широко открытыми глазами глядя на то, что взрослые оставляют за бортом своего восприятия. Как кошки, что по слухам, живут во всех измерении сразу, так и дети видят окружающее таким, какое оно есть на самом деле. У маленьких детей сны почти не отличаются от реальности - и то и то полно ярких, цветастых впечатлений, удивительных и порой пугающих, но без сомнений требующих познания. Сны Никиты и были такими - очень яркими, контрастными. Они приходили с неприятным пугающим постоянством, и та суетливая, бьющая потоком жизнь в них казалось действительно где-то существует. Но откуда иначе, скажите, появятся такие сюжетные завороты в голове пятилетнего детсадовца, рожденного и возросшего городе, где вместо деревьев тебе по утрам шумят автомобильные двигатели, а роли скал выполняют бетонные многоэтажные жилые комплексы? Сниться все это начало довольно давно. Никита уже забыл когда - даты плоховато держались в его полной детских фантазий голове. Что он помнил хорошо началось все после того, как мать прочитала ему сказку про троллей. Он и сказку хорошо помнил, больно уж страшная! Зрелище широкой уродливой троллиной хари в окне избушки преследовало его еще долгие недели, являясь по ночам во всей своей полной угрозы, красе. А вот после того, как страшный черный незнакомец попытался увести Никиту из детского сада, страхи эти, как ножом отрезало. Странно, но никаких неврозов после встречи с убийцей пятилетний Трифонов не нажил, словно и не было ничего. И маме ни слова не сказал, хотя отлично помнил темные расплывчатые крылья, колыхающиеся за плечами похитителя. Никита и в момент похищения ощущал лишь вялую слепую покорность - как овца на бойне. И мысли у него были в тот момент странные. Зачем бороться, зачем убегать если скоро... -Исход... - шепнул он в тот день за ужином, меланхолично размазывая по тарелке картофельное пюре. В результате получался замысловатый желтый ландшафт, странным образом похожий на тот, из снов. -Что? - спросила мать - какой исход? -Не исход, - поправил Никита - Исход. Скоро! - и тут же без паузы - я не хочу есть. Я пойду. И под удивленным взглядом матери сполз с табуретки и пошел в свою комнату. Она только проводила его взглядом, привыкла к вот таким вот скачкам настроения и таинственным фразам, сказанным как бы между прочим. Иногда мать думала, что стоит показать Никиту психиатру. Да, это будет означать, что она окончательно не понимает своего сына! Но... он иногда бывает таким странным! И это притом, что она еще не знала про сны. Их Никита тщательно скрывал. Угрюмый сине-зеленый ландшафт, не имеющая ни конца ни края земля являлась почти каждую ночь. Страна эта была густо заселена, и множество видов животных водилось в ней, странных и непохожих на обычных живых зверей. Были там и люди. Они словно появлялись откуда-то из дальних стран, останавливались здесь, между крутобоких заросших лесом холмов и принимались строить жилье. Люди эти выглядели веселыми и мужественными, как покорители дикого запада. Они были сильными и не отступали ни от опасностей, ни от тягостей лишенной удобств жизни. Они были жестокими людьми с бледной кожей и тонкими изнеженными руками. И улыбка их почти никогда не касалась глаз. Что ж, Никита редко видел поселенцев вблизи. Прихотливое сновидение всегда заставляло его наблюдать за жизнь крошечных лесных созданий - мелких хищников и мелких же травоядных. Он бы не против - это было даже интереснее, чем наблюдать за людьми. И звери были добрей, ведь они не пришил завоевывать эту землю, они просто здесь жили. Кроме людей был кто-то еще. Тот, кого Трифонов не видел, но чувствовал, что он есть. Как чувствовал крышу за зеленоватыми туманными облаками. Но этот кто-то показываться не собирался. Во всяком случае, пока. Иногда здесь лили дожди, а иногда разражались грозы и красноватые молнии били в острые верхушки холмов. А туман спускался совсем низко, клубился и что-то бормотал на одном ему понятном языке. Тени метались там, как будто молнии притягивали их не с неодолимой силой, и казалось эти неясные призраки вот-вот покинут свое туманное обиталище и спустятся вниз, покажут свое истинное обличье. Но такого ни разу не случалось. Прозрачные, полные вкусной железистой воды, ручьи спускались по склонам холмов, образовывали веселые бойкие речушки, что попетляв у подножий, пару раз проскочив звенящей стремниной, вдруг скрывались в темных пещерах. Куда они стремились, и где завершался их звонкий путь? Никита надеялся что когда ни будь ему доведется побывать здесь рыбой. Тогда-то он и узнает. А какого цвета радуги висели здесь над крошечными, пенными водопадиками? Фиолет, ультрамарин - синеватые смещенные оттенки, любой физик бы сказал, что такого просто не может быть. Но Трифонов не был логиком, он просто по детски радовался всему, что здесь видит. Красивая в этих снах была земля. И все же что-то с ней было не так. Что-то пришло, непонятное, чуждое, и... испоганило это землю, подмяв ее под себя и перестроив под свои нужды. Неясная эта сила вписывалась в чудный туманный мир так же изящно как тракторная, выпирающая мокрой глиной, колея в цветущий васильково - клеверный луг. И это давило. И куда сильнее невидимой крыши над головой. Вот, что снилось Никите Трифонову пятилетнему сыну своей матери. И даже ей не мог он поведать о том, что его гнетет. Мог лишь плакать по ночам и просить не выключать лампу. Только она - трепещущая световая бабочка, совсем слабая, защищала его от окружающей тьмы. Тот, похититель, он был посланец захватившей туманный незримой силы. Никита был в этом уверен, и больше всего на свете боялся, что сила эта, каким то образом сумеет прорваться сюда, в город. И вот тогда наступит Исход. И тогда никто не спасется.