10.
И была ночь полная мук. Полная страха и боли. Всесжигающей боли, которая, казалось, исходила откуда-то из позвоночника, и растекалась жидким пламенем по ногам и рукам ломая и круша суставы, скручивая и обжигая связки, кромсая саму плоть. Во всяком случае так казалось двоим людям, скрючившимся на грязных пропитанных мочой матрасов по углам совершенно пустой комнаты. Света не было, и только луна иногда проглядывала через облака, являла на миг издевательское безносое лицо и вновь исчезало. Хотя боль - начальная стадия наркотической ломки, это еще не самое страшное. Видения, что приходят после, куда страшнее. К трем часам ночи боль слегка ослабела, и к Николаю Васютко по прозвищу Пиночет стали приходить грезы. Они не были добрыми эти видения, и они так же разрушали мозг, как недостаток морфина разрушал и корежил тело. Теперь Пиночет больше не был диктатором, скорее безвольной агонизирующей жертвой. Ему виделись кошки - разноцветные пушистые твари. Синие, зеленые, крытые фиолетовой и оранжевой шерстью. Их глазницы были темны и стеклянисты. Они ходили по комнате, задерживались в темных углах и травмировали глаза Пиночету своей яркой шерстью. Это еще ничего, но была ведь еще и черная кошка! Крупная тварь с агатовым мехом и красными глазами. Этой неинтересно было гулять, она стремилась забраться и Пиночету на грудь и спокойно там вздремнуть. И каким то образом, тот знал как только ей это удастся его дыхание остановится, и он покинет этот окрашенный в два цвета мир. Учитывая его нынешнее состояние это было не так уж плохо, но, воля к жизни все еще оставалась в глубинах этого измученного тела, и Пиночет раз за разом отгонял от себя бесовскую тварь, марая руки о ее липкий, пахнущий мускусом мех. Стрый ворочался где-то рядом, непонятно где, размеры комнаты исказились, больше того, они непрестанно менялись то раздуваясь до размеров банкетного зала, то оставляя Пиночета запертым с его кошками в тесной пахнущей пылью каморке. -Мама... - стонал Стрый - маамаа... - полускулеж полумяв, но тут и так хватает кошек. -Заткнись Стрый! - прошипел Пиночет, - Заткнись, заткнись, заткнись!!! слова выдавливались с трудом, а тут и кошка, выбрав момент проскользнула совсем близко и с булькающим мурлыканьем попыталась взобраться на грудь. Пиночет завопил, замолотил вяло руками и отогнал мерзкое создание. Напарник так и не замолк, он находился в собственно мире, более простом и примитивном, нежели у Пиночета, но при этом ничуть не менее страшном. К нему пришла его мать. Мать, что так часто наказывала Стрыя в детстве и которая в конце выгнала его из дому, за то, что он явился туда под балдой и весело хихикая разбил все стекла у единственного в семье Малаховых книжного шкафа. Не стоило это делать, ох не стоило, и возмездие не заставило себя ждать. Пусть он даже сбежал сюда, к Пиночету, его все равно настигло чувство вины. А вот теперь и маманя явилась - как всегда невысокая, сгорбленная с отсвечивающей сталью розгой в руке. -Разбил все стекла, - печально сказала она, - все до единого. -Нет, - причитал Стрый - не надо, я... я оплачу... -Оплатишь? - спросило видение и хищно ухмыльнулось, - да ты же всегда на мели. Куда уходят все твои деньги? Стрый заплакал наблюдая как розга поднимается вверх. Закричал надтреснуто, когда она опустилась с резким звуком рассекая воздух. Сколько продолжался этот жуткий аттракцион боли? Время потеряло свое значение еще в самом начале пути. Сейчас ничего не имело значения, кроме собственных ощущений, и может быть, морфина. О да, морфин - это единственное, что подарило бы сейчас спасение. Под утро случилось страшное - кошки смутировали, покрылись колючей и дурнопахнущей чешуей, их глаза вытянулись и теперь болтались на тонких прутиках, как у насекомых. Зубы стали длиннее. И, соответственно, тварей стало куда труднее отпихивать, потому что теперь уже не только черная пыталась забраться несчастной жертве недостатка морфина на грудь. Пиночет так увлекся этим занятием, что не сразу понял, что Стрый с соседнего матраса разговаривает уже не с мамочкой, а с кем-то другим. -Ты кто? - спрашивал он у темного угла, - ты зачем пришел? Зачем пришел? -"Дурак ты Стрый", - подумал Пиночет, - "Что там может в углу быть. Здесь ведь только я...и кошки". А потом он заметил, что угол и вправду не пустой. Там царила тьма, но у этой тьмы была своя форма. В углу пустой квартиры Пиночета стоял человек. Отсюда даже можно было разглядеть, что он очень высокий, и одет в некое подобие плаща. Теперь и Пиночет вытаращил глаза и повторил вопрос напарника: -Ты кто такой? Человек повел плечами, и сделал шаг вперед. Свет с улицы упал на него и стало видно что он действительно одет в плащ - светло бежевый и поношенный. Лица у пришельца впрочем, разглядеть не удалось, его скрывала темень. Это показалось напарникам очень странным: как же так. Плащ виден, а лицо нет. -Так, так, - сказал человек, - страдаете? - он мягко усмехнулся в темноте, - как говориться "нет покоя без боли, и проходя через страдание мы обретаем спасение". Я бы сказал вам чье это выражение, но вы все равно его не знаете. И тут Пиночет понял, что пришелец не глюк. Откуда галлюцинации, плоду, его Пиночетова расстроенного мозга знать такие выражения. Этот тип в старом плаще и вправду был тут. Стрый тоже это понял, он активней заворочался у себя в углу, попытался отползти. Сам Васютко вспомнил про кошек и в мгновенной панике огляделся вокруг. Но кошки исчезли. Они в отличие от ночного гостя были ненастоящими. -Да ты кто вообще? - выдавил Николай через силу, он попытался приподняться над матрасом, но руки его не держали и он упал назад оттирая выступившую на лбу обильную испарину. Где же лицо посетителя, почему он его не видит? Тот как раз переместился поближе к окну и мутно-оранжевый свет заоконного фонаря ломким квадратом упал ему на грудь - сразу стало видно, что плащ посетителя не только поношенный, но и испачканный какой то черноватой дрянью, напоминающий загустевший мазут. А лицо осталось в тени. Гость усмехнулся там, в темноте, и произнес: -Избавитель. Ваш избавитель. - Потом он сделал еще шаг и оказался прямо над Пиночетом. Гость казался высоким, очень высоким и даже становилось странно, как он умудряется с таким ростом стоять прямо и не сгибаясь. Потолки в Пиночетовой хрущобе никогда не отличались высотой. - Получай аванс. Да не разбей, второго пока не получишь. Что-то легкое и гладкое упало Николаю на лицо, скатилось по левой щеке и с легким стуком шлепнулось на матрас. Пиночет протянул скорченную от ломки руку и зашарил по грязной ткани силясь отыскать подарок. Он не верил, боялся поверить в то, чем был этот стеклянный предмет, но безумная надежда уже вовсю полыхала в узкой груди опустившегося наркомана. Наконец пальцы ощутили гладкость стекла, закругленные формы. Это было она, та самая, вожделенная, за которую отдать жизнь так же просто как сделать вдох. Ампула. С морфином, наверняка с ним! Чувствуя как бешено колотится сердце, Пиночет приподнял ампулу чтобы на нее упала толика света. Синие латинские буквы на стекле: М-О-R-P-H-I... Да, это он, кроткий бог сновидений приносящих покой. Николай почувствовал, как слезы начинают капать из глаз (и, хотя он этого не заметил, у него началось еще и неконтролируемое слюноотделение, как у собаки Павлова по звонку), горячие, едкие. Он пожирал глазами эти синие буквы, не в силах поверить в привалившее вдруг счастье. Нет, так не бывает. Это все равно, что к страдающему вроде бы запущенным столбняком пациенту вдруг приходит врач и виновато сообщает, что на самом деле у того фантомная лихорадка, от которой довольно трудно переселиться на небеса. Морфин. Пиночет повернулся на бок и лихорадочно зашарил по полу в поисках шприца (он был один, второй, разбил на прошлой неделе дурила Стрый). Он нашел его, когда незакрытая иголка впилась ему ладонь. Боли не чувствовалось, вернее она потонула в океане других более насыщенных болей. А потом вдруг оказалось что ампулы в его руке больше нет. -Где?! - крикнул Пиночет в панике. Слезы моментально высохли и, казалось, застыли на щеках ледяными дорожками, - где она?! -У меня есть условие, - произнес посетитель. -Любые условия!! - простонал из угла Стрый. Он, что, тоже получил ампулу? - говори, только отдай ее! Гость качнул головой - смутное, едва угадываемое движение: -Да они, в общем-то, простые. Вам надо пойти в Верхний город. Найти там фирму "Паритет" - Это проще некуда, она там целый дворец занимает - и выкрасть кое какие документы. Хотя нет, сожгите-ка здание целиком. Канистра бензина, славный пожар, все уничтожено! Это здорово! А уже сколько радости для недобросовестных сотрудников, правда? Ну что, вы окажете мне эту услугу? Пиночет закивал головой так яростно, словно вознамерился таким образом сорвать ее с плеч. Большинство слов гостя прошло мимо его ушей, но Николаю было на то наплевать. Время давно уже разделилось у него на до и после - собственно до приема сонного зелья, и после него. Так вот то что будет после его совершенно не интересовало. -Ну, я вижу вы согласны, - сказал посетитель, - и не важно, что вы ничего сейчас не поняли. По возвращении из страны грез вас будет ждать подробная инструкция. Кстати, Николай, ваша капсула уже у вас. И это было действительно так! Ампула была здесь, у Пиночета в руках, и как только он мог ее не заметить? Не важно! Сейчас за дело. Не обращая больше внимания на неподвижно стоящего гостя, Пиночет зубами отломал тонкую шейку ампулы, и лихорадочно принялся наполнять эспресс-поезд, который донесет умиротворяющую влагу внутрь вен, шприц, иначе говоря. И уже улетая на мутном сером приходе прочь из сознания, Николай с вялым удивлением заметил как гость спокойно уходит прочь, в ободранную стену напротив, и как-то сливается с ободранной штукатуркой. Но на это было плевать! На все было плевать, потому что морфин уже подхватил свою добровольную жертву на мягкие нежные руки, и сначала умерил, а потом и вовсе убрал боль. Чувство облегчения, затопившее сознание Николая Васютко по прозвищу Пиночет было воистину огромно, и походило может быть на мировой океан, в котором каждая волна дарит сладостное забвение. Пиночет был счастлив. В эти короткие мгновение перед полной отключкой он раз за разом находил ответ на извечный вопрос о смысле жизни - да, вот ради этих ласковых серых приходов и стоило продолжать жить!