– А если этот ваш… друг все-таки окажется подсылом? Он же бросится к своим хозяевам с рассказом о вас!
– Да лишь бы на здоровье! – рассмеялся бор-От. – К тому времени мы будем далеко, и, если честно, это будет входить в наши планы. Пусть знают! В принципе, мы можем и сами организовать его долговременное отсутствие, но это влетит нам в хорошую сумму. А альтернативный вариант? – тяжело вздохнул учитель Айдо. – Проливать лишний раз кровь да еще на вашей земле…
– Достаточно. – Повелительница Бревтона взяла мастера боя под руку. – Не беспокойтесь, все будет сделано должным образом. Я так понимаю, что вы остановились у Лукки. Ведь так?
– Да, ваше величество, – поклонился учитель Айдо.
– Отлично. Как только письмо и другие необходимые документы будут готовы, их вам пришлют. Когда вы собираетесь обратно?
– Надеемся, сегодня ночью.
– Хорошо, я отдам распоряжения, вам доставят все необходимое. Прощайте, господа.
Тут же раскрылись двери “на выход”, мы хором поклонились, прощаясь.
– Лукка! – окликнула меня королева, когда мы, склонившись, допятились до самого порога.
– Да, госпожа Улаи, – поднял я башку.
– Если надумаешь ехать с ними в Вильсхолл, будь, пожалуйста, осторожен. И главное, сдержаннее!
Только послы скрылись из виду, в тронном зале тенью возник советник тайных дел. Мягко ступая по мраморным плитам, он подошел к своей госпоже и опустился на колено. Улаи, вертя в руках переданное письмо и устремив взгляд в дальний угол зала, размышляла о своем. Наконец она обратила внимание на советника.
– Вирбахт, ты все слышал?
– Да, моя госпожа, – не поднимая головы, ответил вельможа.
– Что ты собираешься предпринять по поводу просьбы посла?
– С вашего позволения, госпожа, будет организована облава на ночной народец. Думаю, названный вильсхолльским послом человек попадет под подозрение наряду с другими посетителями этого заведения. Через сколько дней прикажете отпустить его с глубочайшими извинениями?
– Трех дней будет достаточно.
– Как скажете. Что-нибудь еще?
– На, ознакомься, – королева Улаи протянула ему бумагу.
Вирбахт долго вчитывался в строки письма, иногда перечитывая некоторые места шепотом. Окончив чтение, он поднял желтые, на редкость узкие для человека глаза.
– Твое мнение?
– Без всякого сомнения, это подлинник. Я узнаю руку баронессы. Смею предположить, что этот документ был написан в минуту сильного волнения или отчаяния.
– И почему ты так решил?
– Баронесса известная аккуратистка. Бывали случаи, когда за неопрятный вид ее слуги подвергались наказанию. Не далее как шесть месяцев назад она приказала забить до смерти своего лакея за пятнышко на столовом серебре. А здесь, как вы изволите видеть, множество помарок, зачеркиваний и даже клякса.
– То, что это подлинник, я тоже не сомневаюсь. Но не может ли это быть подлогом? Допустим, она хотела подставить того или иного человека из списка, заранее зная, что это письмо рано или поздно попадет в наши руки.
– Вряд ли. Баронесса очень любит жизнь со всеми ее прелестями, и полагаю, она не захочет сменить свой роскошный дворец на тюремную камеру или на намыленную веревку.
– Ваше предложение?
– Последнее слово за вами, ваше величество, но я бы рекомендовал, не медля, уничтожить возникший заговор еще в зародыше. – Советник тайных дел вдруг запнулся. – Вы позволите взглянуть на этот документ еще раз? Спасибо.
Взяв в руки письмо, Вирбахт подошел к окну и долго разглядывал бумагу при свете, время от времени пробуя стереть буквы пальцем.
– Госпожа, исходя из личного опыта, могу сказать только одно: это было написано два месяца назад. Возможно, даже и все три.
– Ты хочешь сказать, что до переворота остались считанные недели?
– Дни, госпожа. Дни… – Вирбахт с поклоном вернул бумагу Улаи.
– Значит, действовать необходимо немедленно?
– Точно так. Я считаю, что переворот назначен на конец этой недели или на начало следующей. – Королева сжала губы, а вельможа как ни в чем не бывало продолжил: – Вы ведь не отменяли бал старейшин?
– У нас в запасе осталось четыре дня… – Улаи скомкала проклятое письмо.
– Если вы отдадите приказ, нам этого более чем достаточно.
– Хорошо. Проследите, чтобы все… эти… – королева зло усмехнулась, – явились на праздник. Вы ведь гарантируете теплый прием?
– Как всегда, ваше величество, – поклонился Вирбахт.
– Действуйте. И не забудьте о просьбе посла.
– Я даже возьму на себя смелость обеспечить охрану наших гостей.
– Людей не жалко? – неожиданно рассмеялась владычица Бревтона. Видя непонимание на лице собеседника, она махнула рукой: – Можете идти. Докладывать ежедневно.
– Слушаюсь, моя королева.
Из-за горизонта на город ползли черные тяжелые тучи. Глядя на них, королева Улаи, глотая слезы, стекающие по напудренным щекам, шептала, еле сдерживая готовый вырваться истерический крик:
– Четыре дня… всего четыре дня… А потом либо моя, либо их смерть…
Почти подойдя к дому, Куп, до этого всю дорогу лишь молча качавший головой, таки не выдержал и ткнул меня в бок.
– Слушай, тролль, а с чего это вдруг королева к тебе так благосклонна, а? “Будь осторожен, будь сдержаннее”. Со мной так даже Винетта не разговаривает, а тут на тебе, пожалуйста!
– Брось, Куп, – залился я краской, – ты придумываешь. И никак она со мной особенно и не разговаривала. Все, как обычно…
– Как обычно? – аж остановился посреди улицы эльф. – Ну, парнишка, ты даешь! Особа королевского рода разговаривает с ним на равных, а на прощание чуть ли не вешается ему на шею: “милый, береги себя!”
– Ну, вот что ты брешешь, а?! – зашелся я. – Ты еще скажи, что у нас лябовь и все такое! А завтра-послезавтра свадьба и путешествие на острова Сус-Фали, где лето круглый год, в садах поют птички, а рыба сама прыгает в руки. И не надо на меня так смотреть и лыбиться, как тот вечно улыбающийся! Слава Небу, матушка нас не слышит, а то бы точно решила, что со свидания иду!
– А разве нет?! – раздалось откуда-то сверху. Я не без страха задрал башку и с ужасающим восторгом узрел мамулю… взобравшуюся на пышное дерево, росшее за два шага от ворот.
– Мама? – забыл я запереть ворота своей пасти. – А что вы там делаете?
– Только не вздумай, что я жду здесь вашу милость! Нашлялся, котяра блудливый?! В кои-то веки решил домой заглянуть? И не смей возражать, когда с тобой старшие разговаривают, охальник!
– А кого я успел уже охаять? – искренне возмутилось все в моем нутре.
– Как кого? Меня! Ты еще ничего не знаешь, а уже понапридумывал себе Отродье знает что!
– Да ничего я еще не успел придумать! Когда?!
– Вот-вот. Ты еще и думать не умеешь! Боги, к вам обращаюсь! Кого я родила, подняла, вырастила, воспитала! Ведь…
А вот договорить мамуля не успела: калитка распахнулась настежь, и на улице, довольно улыбаясь всеми зубами, с чувством выполненного долга явился братец Дуди, сжимающий в своей лапище обыкновенную маленькую… мышь.
– Ма! Мы вместе с кисой поймали ее! – во все горло объявил он. – Ты пожаришь ее на ужин или мне ее отпустить? Ты только посмотри, какая она маленькая и миленькая, ты только посмотри!
– Бестолочь! Убери! Сейчас же! – Мамуля попыталась взобраться выше по стволу, но старое дерево, захрустев, не выдержало, и мамочка в обнимку с веткой спланировала прямо в мои объятия.
– Ма? – Больше ничего на ум просто не пришло.
– Да, она самая! – И вдруг, впившись мне в шею, завизжала, бешено засучив ногами: – Убери эту гадость, Дуди! Ради всего святого, или свадьбы у тебя не будет! Поминки будут!
– А может, это и к лучшему?
Вот зря я так подумал. Да еще вслух!
В установившейся тишине прозвучало то, что обычно звучит, когда широкая женская ладонь, закаленная в повседневном нелегком крестьянском труде и семейных отношениях, с широкого размаха встречается с небритой, обожженной солнцем щекой.