— Пахнет дерьмом, — отметил Филин.
— Дестриэ только что облегчился, — тихо проговорил Бай.
— Пахнет свежестью! Sancta simplicitas, святая простота! Только благодаря ему мы сейчас дышим. Я знал, что удастся найти его. Этот с виду ничтожный мох продуцирует кислород, выживая на одном лишь углекислом газе, честном слове, ну, и собственных отмерших побегах. Волшебная находка!
— Он повсюду, — сказал Бай. — В углах, над головой. Повсюду его нити, точки.
— Споры, — поправил Дбалин. — Да, повсюду. Тело гнома привлекло колонии мха, но так-то он повсюду. И, поверьте, господа, это не последний обитатель пещер, который встретится нам на пути. Как мало мы знаем о морских глубинах, так мало мы знаем и о глубинах подземных. Ах! Идёмте же познавать этот новый мир! Хотя нет, постойте, я соберу образцы.
— По мне, — настороженно шепнул Филин, — это дурманящий мох. Ты какой-то слишком радостный.
— Он не токсичен, а вот его светящийся подвид — токсичен. Его мы тоже, надеюсь, увидим.
— Увидеть-то увидим, но давай без сбора образцов?
Двинулись дальше. Ведя Дестриэ, Бай всё время оглядывался, всматривался в стены, потолок. Он замечал шевеление, а приглядевшись, смог различить насекомых, что лениво шевелили крупными крыльями. Да и сами стянутые хитином тела казались непривычно большими. Длинный сегментированный червяк, почувствовав приближение, зарылся в камень, словно в мягкий песок, оставив на поверхности едва различимый шарик правильной формы. Бай сжал кулаки, когда проходил в том месте. Шарик радужно, но слабо поблёскивал.
Тоннель расширялся, вместе с тем стены теряли неестественную гладкость, приобретая вид самого что ни на есть естественного известняка — воплощения шероховатой неровности, к тому же сверху торчащей иглами-сталактитами, которые прикрывал ковёр бесцветного мха. Воздух становился спёртым, влажным, пахнущий мокрой тряпкой и тиной. Послышался всплеск воды.
Первым, конечно же, причину всплесков увидел Бай, а вот среагировал первым Филин:
— Рыба! Мать вашу, пещерная рыба в пещерном водоёме!
Голос эхом разнёсся по залу, обширному настолько, что нельзя было увидеть его стен. Рыба — размеров вполне богатырских — плескалась во влажной тьме, буквально разлитой ртути, в которой отражался свет магического нимба. По дрожащей глади скользили похожие на водомерок, вот только раза в три их больше насекомые. Филин присел у каменного бортика бассейна, нагнулся и молниеносным движением выхватил за хвост рыбину — жирнющего сома. Кинул к ногам эльфийки.
— Это мне подарок?
— Нам жратва.
— Поймай-ка ещё то прелестное насекомое, — попросил Дбалин.
— Если оно откусит мне палец…
— Скорее рыба откусит, чем gerridae — они таким не занимаются. Просто держи крепче, вот и всё.
Амарилль тем временем успела рассмотреть задыхающуюся кислородом рыбу-переростка, что безнадёжно билась на известняке.
— Чёрт. У неё нет глаз.
— Это пещерная особь, Амарилль, ей глаза и не нужны. — Дбалин принял помятую крупную водомерку из рук Филина, жадно рассматривая тонкие конечности. — Какое прелестное создание. У его наземного собрата почти невозможно разглядеть мельчайшие волоски на ножках, но у этого — вполне. Они не могут промокнуть, с их помощью водомерка и держится на воде.
— Боже, — выдохнула эльфийка, — у рыбины зубища будто у тигра.
— Надо же как-то съедать этих малышек, — ответил Дбалин, не давая водомерке возможности сбежать. — А им, в свою очередь, надо как-то съедать жучков, наподобие тли, ногохвосток. Если приглядитесь, сможете увидеть их тельца на влажном камне. К тому же они в разы, в разы больше обычных. Все создания здесь в разы больше обычных.
— А есть, — нерешительно спросил Бай, вспоминая червя, — те, что крупнее меня?
— Да, — спокойно, даже как-то равнодушно ответил Дбалин. — Таков уж пещерный гигантизм. Ты сам его дитя, Бай, все тролли вышли из пещер. И ваш народ, поверь, не самый крупный из здешних обитателей.
— Братишка?.. — Филин медленно отошёл от водоёма, в глубине которого как будто бы привиделось шевеление.
— Но волноваться не стоит. — Дбалин опустил водомерку на острый бортик известнякового бассейна, недалеко от воды. — Они не будут нас тревожить, если мы не будем тревожить их. Идём?
Перед тем, как продолжить путь, Филин вернул рыбу в воды ртутного цвета.
Тоннель больше не расширялся, зато начал вплетаться в сеть ходов, явно сделанных вручную — укреплённых подгнивающими деревянными балками и листами из стали, щедро, зачастую целиком, покрытой ржавчиной. Некоторые проходы вели в тупики — неправильной формы комнаты, жилища мха, слизи и хранилища кладок. Сквозь тонкую оболочку яиц просвечивали жирные личинки, что плавали в первородном супчике. Дбалин восторженно вздыхал от подобных картин, Филин и Бай, включая Дестриэ, наотрез отказывались подходить к мерзости. Амарилль же преодолевала своё отвращение, ведь чаще всего под обильно росшим в таких местах мхом встречались гномьи кости, может, даже с ценными вещами. Но с последним не везло.
Позже, на «поляне» разлагающегося мха, сквозь тело которого пробивались ворсистые бледные ростки — паразитирующая трава, — им довелось встретиться с одним из рабочих. О создании предупредил Бай. Жирно блестящий абрис показался издалека, стремительно приблизился и вынырнул из тьмы. Филин ругнулся и уже почти кинулся в атаку, но Дбалин его удержал.
— Тс-с-с-с. Посторонитесь, Бай, Амарилль, дайте дорогу путнику.
Путник прошёл рядом, быстро переставляя тонкие паучьи ноги, плавно балансируя угловатой грудью и головой кузнечика с челюстью в три фута длиной. Из недр рабочего раздался щелчок.
— Господа и дамы, мы здесь гости. Держите себя в руках. Главное — никак не мешать рою.
— Сука. — Филин харкнул в стену. — Вы видели эту мразь?!
Дестриэ тревожно заржал.
— Держите себя в руках, — повторил Дбалин. — Это только начало.
Они пошли дальше, то и дело встречая на пути вечно куда-то спешащих рабочих, которые тащили в крупных педипальпах, прижимая к щетинистой груди, камни, комки мха и корней. В светящимся нимбе уже почти не было необходимости: бесцветного представителя schistostegaceae сменил зелёный собрат, который светился тускло, но был вездесущ.
Первого солдата они встретили в обширном зале, соединяющимся с анфиладой разрушенных проходов. Паукообразная тварь раза в два крупнее Бая охраняла группу рабочих, которые мясистыми и заострёнными хелицерами разрывали мёртвого червя. Как только один из трудяг с куском сочащийся сукровицей плоти терялся в анфиладе, к телу подходил новый. Смердело прелостью и гнилью. Сопротивляющегося Дестриэ с трудом удалось провести к коридору. Солдат не обратил внимание на пришельцев.
— Объясните мне кто-нибудь, — шепнул Филин, — почему этим в жопу мерзотным тварям плевать на наше присутствие?!
— Запах, — ответил Дбалин. — Зрение и слух играют для них последнюю роль, а вот обоняние — первую. И так вышло, что пахнем мы и ни как друзья, и ни как враги. А примерно как ничто.
— Понятно, но всё равно в дрожь бросает. Не завидую коротышкам.
— А гномам-то что? Те жили в Кхазадуме, подземном городе, с тоннелями соприкасались мало. К тому же что-то мне подсказывает, от близости с этими прекрасными созданиями они получали лишь одну выгоду.
— Обоснуй.
Дбалин хитро улыбнулся
— Вспомни предмет гордости древних гномов.
— И что же это?
Ответа не последовало.
Верную дорогу становилось находить всё проще. Укреплённые ржавым металлом проходы прямо намекали на то, где стоит гномский город. Пробираясь под очередным закреплённым в известняке сводом, Бай обратил внимание, что «ржавчина» сильно напоминает хитин насекомых, но без острой щетины и как будто бы переживший плавку в домне. Поймал одобрительный взгляд Дбалина, что уже раскрыл рот для похвалы, но его остановила Амарилль: