Рэй Брэдбери
Тролль
В стародавние времена, когда «хотеть» не означало «иметь», жил да был под мостом некий старикан. Он обитал там столько, сколько помнили люди.
— Я — тролль, — говаривал он.
Когда по мосту у него над головой проходили пешеходы, он их окликал:
— Стой, кто идет?
Когда ему отвечали, он требовательно вопрошал:
— Куда?
И когда называли пункт назначения, он интересовался:
— Ты хороший человек, добрый?
И, услышав в ответ «да, да», пропускал.
Он пользовался весьма своеобразной славой у жителей деревни, которые советовали:
— Навестите тролля. Не бойтесь. Он не так страшен, как его малюют. И бывает занятным, когда узнаешь его поближе.
В летние деньки дети свешивались с каменного парапета моста и кричали в прохладную пустоту:
— Тролль, тролль, тролль!
И эхо выстреливало гулко и отчетливо: «Тролль, тролль, тролль…» И показывалось его отражение в медленно текущей воде — старая недовольная перекошенная личина — спутанная зеленая борода, сплетенная из мха и молодых тростинок; казалось, у него зеленые мшистые брови и восковые заостренные уши. У него были заскорузлые когтистые лапы, а мокрое, лоснящееся обнаженное тулово с налетом патины скрывали тростник и зеленая трава.
И его отражение отвечало им из воды:
— Чего надо?
— Раков, тролль.
— Улиток, тролль.
— Головастиков, тролль.
— Сверкающих камушков, тролль.
И если они отходили в сторонку и не подглядывали, то по возвращении находили на парапете отборных расползающихся раков, медлительных улиток, пригоршню извивающихся головастиков и сверкающие розовато-бело-голубые камушки из самого глубокого места на речке.
— Ух ты, спасибо, тролль.
— Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, тролль, — раздавались в зеленой прохладе среди теней детские голоса.
Кап-кап-кап, капала влага. И в ответ молчание. Вода скользила под мостом в летнем времени-пространстве, и дети уходили восвояси.
Но в один погожий летний день, когда тролль под мостом нежился на солнышке, жмурясь от удовольствия, и слушал, как журчит вода между его копытами, раздался оглушительный гудок клаксона, и нечто прогромыхало по мосту.
— Какой-то олух на новой машине, — пробурчал тролль. — Вот дуралей. Ведь мог бы все лето провести здесь внизу, любоваться игрой бликов и света в зеркале реки и подставлять ласковой воде руку или копыто. Что за суетливые болваны живут в этом знойном мирке!
Не прошло и минуты, как он услышал на мосту шаги двоих людей, судя по походке, мужчин. Один из них говорил:
— Видал красный «Ягуар»? Ну и скорость!
— Знаешь, кто это? Наш чокнутый психиатр! Ты бы видел его новый офис в самом современном здании в центре города. Вчера вечером он разглагольствовал по телевизору, что заявился сюда выковыривать нас, психов, из скорлупы, вылечивать от неврозов и водворять на место или что-то в этом роде.
— Да уж, — сказал второй. — Что-что, а подать себя он умеет. Носится, как пожарная машина!
— Верит в самовыражение. Никаких фрустраций. Так и сказал. Громко и внятно.
Голоса удалились.
Тролль слушал вполуха с закрытыми глазами, не принимая сказанное близко к сердцу. Впереди его ожидало долгое восхитительное лето в этом городке на Cреднем Западе. Когда же зима заморозит ручей до состояния матового стекла, он беззаботно поплывет на юг, словно пучок мха и тростника, позволяя воде нести себя к морю, и проведет несколько весенних месяцев в ручье под каким-нибудь мостом. Ему не так уж плохо жилось. Он курсировал с места на место, пользовался уважением, и время от времени (тут он облизнулся) ему попадался какой-нибудь разбойник, ворюга, отпетый мерзавец, и тогда общество благодарило его за предложенные и оказанные услуги. Он представлял себя чем-то вроде сита, которое отделяет темные силы от светлых. Душегубов он чуял по походке за сорок шагов. И никому из них не суждено было беспечно пережить лето, которое внезапно оборачивалось погибелью.
Эти размышления заставили его встряхнуться и призадуматься:
— Почему, — недоумевал он, — за весь июнь, за весь июль мне не попался ни один сто?ящий подонок? Скоро август, а я вынужден обходиться лягушачьей мелюзгой да раками. Какой-то голодный паек. Приличным обедом и не пахнет. Где, я вас спрашиваю, где черная плоть и порченая кровь классического негодяя?
Не успел он выговорить сие подобие молитвы, как услышал далекие голоса и решительный, вызывающий топот ног, бегущих по мостовой.
— На вашем месте я бы держалась подальше от этого места, — предупредил женский голос.