— Ну че ты Коль? — спрашивал Малахов, откликавшийся еще на кличку Стрый (остаток прозвища Шустрый, которое сейчас явно не соответствовало действительности), — А? Сильно болит? Может нам в травму сходить?
Пиночет остановился. Он и в выпрямленном состоянии был на голову ниже Стрыя, а сейчас и вовсе стал похож на пораженного сколиозом гнома. Он исподлобья посмотрел на напарника, и злобно скривился, отчего лицо его, и без того непривлекательное, приобрело совершенно дегенеративный вид.
— В травму? — пролаял он — Ты что, козел, несешь? Ты, чтоб нас замели, хочешь, да? А может, думаешь, что тебе там морфик вколят, полетаешь?
Стрый смущенно молчал. Рука у него болела адски, и, судя по всему, обещала назавтра разболеться еще больше. Пальцы опухли, скрючились и сцепились между собой, как щупальца какого-то осьминога.
Оба напарника давно и плотно сидели на морфине, иногда перемежая его другими сильнодействующими веществами. Именно жажда этого прозрачного вещества, дарующего сны и отдохновение, погнала их на вечернюю охоту, в этот раз, и в раз прошлый, и, наверное, завтра все же придется опять пойти. Потому что кирпич под ребра — это далеко не самое страшное, что может случиться с человеком.
Вот только… что, если удача отвернулась от них. Это чудовище, которое они по недомыслию встретили в подворотне, может оно было специально послано, чтобы у них ничего не вышло.
Пиночет покачал головой, оторвал руку от немилосердно болящего живота и стал нервно почесываться. Последний раз они покупали морфий полтора дня назад, как раз после того, как подчистую ограбили один из обособленно стоящих домов в Нижнем городе. Вытащили все, Стрый, дурила, даже выпер на себе телевизор «Горизонт» с деревянной облицовкой, сколь древний, столь и огромный. На фига, спрашивается, тащил? Все равно пришлось бросить у свалки на радость тамошним бомжам. Но тогда хоть были деньги, пусть даже этот уродец-толкач Кобольд и заломил несусветную цену за свои ампулы. Ах, с какой радостью Пиночет посоветовал бы зарвавшемуся драгдиллеру засунуть эти стекляшки себе в задницу, да поглубже. Увы, после последнего приема тогда прошло уже два дня, и состояние напарников было таково, что они с радостью засунули бы их себе, лишь бы дорваться, наконец, до вожделенной прозрачной жидкости. А Кобольд этим бессовестно пользовался, еще и ухмылялся, передавая ампулы в трясущиеся ладошки.
Стрый тогда сильно обиделся и через два часа, когда друзья отошли от кайфа, предложил порешить Кобольда. Когда тот будет возвращаться со своей точки домой. Пиночет подумал и с досадой отклонил это, без сомнения, очень заманчивое предложение. А все потому, что Кобольд, был во-первых полезен, и морфий был у него всегда, а во-вторых, как и все криминальные элементы в городе, толкач имел крышу в лице главного окрестного бандита с погоняловом Босх — личностью легендарной и известной своей невероятной жестокостью, пред которой забавы Пиночета с домашними животными казались детским лепетом. Естественно друзья морфинисты и думать не могли замахнуться на такую эпическую фигуру.
А теперь наступила развязка, а вместе с ней наступал и кумар, наступал подкованными сапогами, обещая устроить напарникам веселую жизнь этой ночью.
Встречая в подворотне пожилого, хорошо одетого человека с интеллигентным лицом, они надеялись на легкую поживу. Но, видать, сегодня был не их день, и оставалось только молиться богу — их портативному богу Морфинусу, чтобы ничего такого не случилось завтра, потому что завтра сил у охотничков будет куда меньше.
Смущало лишь одно — действительно ли у неожиданно взбесившегося типа в плаще, в глазницах полыхало багровое пламя? Или это уже были проделки кумара — чудовищного постнаркотического синдрома, выражающегося помимо всего прочего в ярчайших галлюцинациях?
— Стрый? — сказал Пиночет через силу, — Ты видел?
— Что? — спросил тот, все еще осматривая свою заосьминоженную конечность.
— Глаза… у этого хмыря в плаще. Они были красные! И без зрачков.
— Колян, тебя кумарит, — ответствовал Стрый и утер обильный пот, выступающий на лбу. Когда-то, когда он еще был Шустрым, и занимался атлетизмом, такая пробежка далась бы легко, но не сейчас. Стрый чувствовал, как ноги его утрачивают твердость и начинают спотыкаться на ровном мокром асфальте.
— Не, правда! — упорствовал Пиночет, — Мож он вампир был, а Стрый? Ты боишься вампиров?
Малахов покачал головой, показывая, как далеки от него подобные проблемы. Действительно, что такое вампиры по сравнению с нехваткой морфина? Вот это действительно проблема!