— Тролли, — шепнул Никита.
— Да, тролли…
— Да нет никаких троллей! — крикнул, надсаживаясь Дивер, — Нету их! Сказки одни, бред!!! — и замолк, когда эхо от его крика загуляло по черному колодцу. Неубедительный вышел крик, эдакий вопль малого капризного ребенка, который думает, что одним своим желанием можно преодолеть законы мироздания.
— Стрый? — резко спросил Дивер.
— Я пойду. — Неожиданно сказал тот, — и Евлампий тоже пойдет. И Трифонов, да Никита?
Маленький оракул кивнул, слабо улыбнулся.
— Черт с вами! — крикнул Севрюк остальным, плотной группой стоявшим у распахнутых дверей склада, ветер трепал их зимнюю одежду, кидал горсти снега в лица. — Мы сами дойдем и подорвем все тут к такой-то матери!
— Дивер… — тихо сказал Влад.
— А ты гляди не обделайся!!! — заорал Михаил. — Пошли, Стрый!
— Дивер, куда и с кем ты собрался? — молвил Мельников, — с одним напарником, сумасшедшим слепцом и ребенком в роли проводника? Туда, к НИМ?
Севрюк выругался, схватил Никиту за руку и пошел прочь, волоча его за собой. Стрый постоял немного, потом неуверенно потащился за ним. Оставшиеся молча смотрели ему вслед.
— Что это с Дивером? Как пацан сопливый завелся… — сказал Степан.
— Может на него вуаль действует? — Влад хмуро глянул на кружащиеся снегом сумрачные небеса.
— Никита же сказал, нет никакой вуали. Это все те, подземные и тепло тянут, и людей мутят.
— Севрюк ведь и вправду пойдет. Я его давно знаю, отступать не привык. Сгинет там?
— Сгинет, — со вздохом кивнул Приходских.
— А что будем делать мы? — и Владислав повернулся к оставшимся.
Они смотрели на него. Смотрели, словно ждали от него ответа.
Но что мог ответить Владислав Сергеев, который на самом деле никогда не верил в чертовщину.
Снег падал на город, тихий, спокойный, умиротворяющий, ранний. И скрывались под этим белым пушистым покрывалом все грязные и уродливые следы прошедшей краткой осени. Пропадали колдобины, и улицы становились совершенно гладкими, исчезал надоедливый мусор — спутник переездов, скрывались под белоснежным покровом стреляные гильзы, опаленные пятна и человеческие тела. И скоро уже, глядя на серебристо сверкающие под лунным светом улицы, никто не мог сказать, что они пережили столь много. Казалось, город просто спит в глухой ночной час, квартиры полны людьми, тоже мирно спящими и видящими свои простые обывательские сны. Улицы даже стали нарядными — как полярная лиса, что сменила облезлую неказистую летнюю шубку на шикарную зимнюю опушку. И даже не горящие фонари не могли сделать город угрюмым. Тучи отошли от земли, поднялись выше, став белесо-седыми и с этой промороженной выси сыпали мелким колким снежком, который тут же подхватывала игривая поземка.
Трудно было поверить, да и скажи кому из горожан, что такое может быть — усмехнутся лишь в ответ, но за чертой города, совсем недалеко, и пяти километров не будет, вовсю цвело бабье лето, и жаркое солнце щедро роняло на взрастившую урожай землю последнюю доброту, лазурная осенняя вода прогрелась до двадцати пяти градусов, и народ еще вовсю купался, визжали от восторга дети, разбрасывая в воздух прозрачные брызги, которые вспыхивали на солнце яростным алмазным блеском. Лес сменил окрас с зеленого на безумное буйство желто-алых оттенков, пошли грибы, один больше другого, приближался сезон охоты, а в Москве еще маялись от нежданной жары.
Совсем недалеко, каких-то пять километров.
Максим Тихонов об этом и не догадывался. Он вообще ни о чем не догадывался. Потому что мыслительные процессы в его бедной голове снизились до рекордно малых величин и успешно стремились к нулю. Кардинальные, происшедшие в последние два месяца перемены надломили его не очень растяжимую психику, и Максим очень быстро стал представителем касты Отверженных.
День за днем он шатался по улицам, потому что забыл, где его дом. Носил обноски и зябко в них кутался, потому что не догадывался найти себе что-нибудь потеплее.
Еще он был голоден. Желудок постоянно сводило от нехватки пищи. Иногда там начиналась такая сильная резь, что он мог только лежать, тихонько скуля и подвывая. Поначалу пищу удавалось достать в отбросах, или выпросить у кого-нибудь из охранников магазина, но теперь помойки опустели, исчезли охранники и сами магазины. Он просто не нашел их на прежнем месте и некоторое время удивленно стоял, глядя на пустое пыльное помещение. Куда все подевались, Тихонов понять не мог, не вмещал его нынешний мозг таких сложных раздумий.