— Все для людей делал, — сказал с усмешкой Стрый, толкнул дверь, и она растворилась в узкую штольню с выложенными известняком стенами. Потолок был низок.
Через штольни шли долго, узкие однообразные коридоры, столь похожие друг на друга, что даже Степан, признанный знаток этих мест, зачастую путался и уступал место проводника Никите, который шел уверенно, руководствуясь своим непонятным чутьем, и ни разу не ошибся. Они не попали ни в тупики, ни в природные ловушки-давилки, появляющиеся, когда потолок штольни уже достаточно обветшал и при малейшем шуме и шорохе готов обвалиться на голову неосторожным. В штольнях было тихо и прохладно, и только где-то в глубине породы нет-нет, да и скрипело что-то, сдвигались пласты земли. А однажды на полу нашли пустую ржавую склянку — шахтерский прообраз керосинок, древний, как Нижний город.
И с каждым новым шагом в глубь земную, становилось теплее.
— Ты знаешь, — сказал Владислав Диверу, — эта история с похищенным теплом… Получается, как в сказке про проглоченное солнце.
Дивер усмехнулся, спросил:
— Думаешь, тепло еще будет?
— Будет жарко… если доберемся.
— Тише… — прошептал Никита, — там впереди кто-то…
Сбавили шаг, напряженно вслушивались, но звуки их марша все равно заглушали все остальные. Хромающий Мельников и физически не могущий ступать тихо Евлампий — топот их так называемой разведки разносился далеко и, наверняка, служил для всех обитающих в штольнях отличной вестью, что в их берлогу вторглись посторонние.
Прошли еще два десятка метров, и впереди замаячил перекресток — четыре хода, под острыми углами соединялись друг с другом. На полу валялся технический мусор, пришедший откуда-то из древних времен, когда пытались разрабатывать эти штольни.
На перекрестке замерли серые звери, глаза их в свете фонаря припадочно горели зеленым. С белоснежных клыков капала слюна.
Низкий горловой рык разнесся по штольням, стал многократно дробиться и искажаться, словно в подземелье собрались два десятка маленьких чудовищ.
Дивер прицелился, но теперь уже Мартиков хлопнул по оружию ладонью, отводя ствол:
— Ты что? Это те волки… вон как скалятся, значит, одичали совсем.
Звери сверили их зелеными глазами, а потом из глубин шахты появился еще один — полупрозрачный и источающий бледно голубой свет. Тоже оскалил клыки, глядя Мартикову прямо в глаза, мол, может мы больше не вместе, но не подходи, а то, не ровен час, вернусь.
— Все равно здесь нельзя стрелять, — сказал Степан Приходских. — Крепь дряхлая, в позапрошлом веке делалась. Пальнешь — на голову рухнет.
— Ножики те зря не взяли, — произнес Дивер.
— Вот бы сам и взял, а я к этой погани больше не притронусь, — заметил Стрый, глядя, как волки медленно отходят назад, во тьму. Звери были холеные, откормленные.
Дождавшись, пока звери исчезнут в соседнем туннеле, Никита Трифонов уверенно вышел на перекресток, как обычно не сомневаясь, выбрал центральную штольню, там, где на полу просматривались ржавые остатки рельсов.
— Здесь они! — сказал вдруг Хоноров.
— Кто?
— Они залезли сюда уже давно. Долго скитались, хотели есть, но выхода так и не нашли. Их же никто не вел.
— Да кто это? — спросил Степан.
— Наверное, те двое детей, из-за которых закрыли штольни.
— Они здесь, — сказал Евлампий и был прав.
За следующим поворотом обнаружились два людских костяка. Кости побелели от старости, а одежда истлела в прах, но размер говорил за себя, это были детские скелеты.
Уже много лет эти безмолвные стражи охраняли входы в пещеры. Дети были на верном пути и уже почти смогли выйти из пещер. Благоволи им судьба, они бы смогли пройти лабиринты штолен и выйти на территорию завода, тогда еще работающего, и не промышляющего о крахе. Но не благоволила, сила оставила ребятишек как раз на этой границе между пещерами природными и пещерами рукотворными — вечное предупреждение отважившимся зайти сюда сталкерам. Подле одного из скелетов блеклой горсткой угадывались остатки цветов.
— Традиция есть, — пояснил Степан, — это как веха, что ли…
И группа оставила скелеты позади. Стены разошлись в стороны, потолок поднялся, пещеры были высоки и обширны, но пройти по ним далеко не удалось.
Никита Трифонов, неслышно шедший впереди, споткнулся на ровном месте и упал бы, если бы Севрюк не подхватил его за шиворот. Лицо ребенка было искажено, глаза закрыты. Душой он был не здесь.
— Мясо… мясо… — заволновался позади Хоноров.
— Да что происходит? — вскрикнул Влад.
— Они чуят… — мертвенным голосом произнес Трифонов, губы его едва шевелились, как у опытного чревовещателя. — Почуяли нас… скоро будут здесь.