Потом он понял. В самом начале визита Рамена назвал его по имени. Да так, что Владу сначала показалось, что им заинтересовались властные структуры. Сектант вел на него досье? Наверняка он знал куда больше имени и фамилии Влада. Но зачем? Вот вопрос, кого может заинтересовать пишущий краеведческие статьи на заказ журналист? Может это из-за пещер? Да что в них такого, в этих пещерах?
Сергеев закрыл дверь. Подумав, защелкнул нижний и верхний замки (хорошо, дверь железная, плечом не вышибешь). Некоторое время он бесцельно бродил по квартире, и разрозненные мысли так же бесцельно бродили у него в голове.
А когда в квартире зазвонил телефон он не смог удержать испуганный крик.
8
Вечером того же дня брат Рамена больше не созерцал пустоту. Теперь это было не нужно. Больше того — это было неприятно и вредно.
Неприятности начались этой ночью. Начались неожиданно и, как раз когда он не ждал ничего подобного.
Неприятности — это Череда Снов. Ах, почему он, верный адепт Ангелайи не внял вчерашнему вечернему предупреждению! Почему он, как только увидел эти черные буквы на выцветших обоях, не схватил телефон (а он был, его продавать гуру запрещал) и не позвонил своему учителю? Гуру бы наверняка знал что делать, наверняка ведь Рамена-нулла — не первый, с кем такое происходит. Почему…
А впрочем, уже поздно жалеть, поздно раскаиваться. И гуру теперь не поможет, потому что Просвещенный Ангелайя больше не его хозяин.
Случилось то, что случилось и Череда Снов началась преждевременно. И Рамена начал свой путь познания Зла, как это не печально осознавать, с полного в это зло погружения. И этой моросящей и дождливой ночью он увидел в мерцающем проеме окна черную, размытую фигуру. Силуэт висел в воздухе, и предвестник сегодняшнего ветра трепал его черные одеяния. Черные лохмотья, а может просто сгустки темного тумана. На фоне розового, отраженного ненастным небом электрического света сей посланец тьмы выглядел, как кусок ночной темноты, что прячется от фонарей в темных подворотнях. Это был ворон, ночной черный ворон. Во всяком случае, именно так показалось Рамене, хотя силуэт не имел никаких четких форм. И ворон пришел за ним.
В верхней половине чернильной трепещущей кляксы вдруг ярко и остро раскрылся багровый глаз, мигнул, как уголья костра, а потом рядом вспыхнул второй. Ночь обрела взгляд. И пришедшее в ней Зло. Рамена тогда закричал, попытался отшатнулся или… нет — он попытался хотя бы отвести взгляд от окна. Но не смог — красные глаза ночи навсегда вцепились в него, впились в его естество и забрали то, что люди называют душой. А тело его осталось, и было пленено, став послушной марионеткой в руках темного ворона.
А когда за спиной тени распахнулись два колышущихся крыла, из тьмы до распростертого на полу Рамены дошел первый приказ и, вместе с тем, осознание — перед ним хозяин. Его новый хозяин.
Всю ночь ворон говорил с ним. Это было, пожалуй, самое худшее. Жуткая черная тварь упорно втолковывала впавшему в ступор сектанту нечто такое, что полностью разрушало его любовно выпестованное гуру Ангелайей мировоззрение. Ворон доказывал, что он на самом деле не является злом, во всяком случае, не в том виде, в каком зло представлялось брату Рамене. Но глядя, как колышутся за плечами пришельца черные с развевающимися лохмами крылья, иначе думать было и нельзя. В конце концов, Рамена полностью потерял способность связно соображать. Их всей речи черного ворона он понял немногое — в первую очередь то, что сотканная из тьмы тварь не уйдет с приходом дня. Больше того, она теперь все время будет сопровождать бывшего сектанта, незримая, неосязаемая, но имеющая возможность влиять на людей, и он, брат Рамена, теперь не сможет от нее ни убежать, ни скрыться, и пусть лучше он даже не пытается выкинуть что-то подобное. Так что ему лучше будет выполнять все приказы своего хозяина.
Услышав это, Рамена-нулла не выдержал и горько заплакал, и спросил ворона, какие указания он должен выполнить.
«Ты ведь хочешь спать? — спросил ворон, — этот шарлатан Ангелайя не давал тебе закрыть глаза?»
Рамена кивнул, глотая слезы и размазывая их по щекам, как малый ребенок. Да, он хотел спать, он очень хотел спать, он недосыпал уже многие сутки, это так ужасно, так тяжело…