Со временем все утряслось, и Севрюк из снимаемой однокомнатной квартирки переехал в маленький кирпичный домик с длинной трубой и резными ставнями. Домик этот топился газом, а во встроенном гараже обреталась теперь его, Дивера, машина.
Именно в этот период расцвета благосостояния к нему и пришел Влад с необычной, но довольно интересной просьбой. Скорее ради игры, чем серьеза, Севрюк начал посвящать Влада в подробности своего ремесла, от души украшая его своими фантазиями, а потом заходился от смеха, читая свежий выпуск «Замочной скважины». Диверовы придумки проходили сквозь лабиринт воображения молодого журналиста и там обрастали совершенно невероятными подробностями. В конечном итоге, оба были довольны, и постепенно Михаил Васильевич так втянулся, что с удовольствием посещал вместе с Владом аномальные местечки, дабы обеспечить будущую статью особенно душещипательными комментариями. Денег не требовал и занимался этим исключительно для души, что не так уж часто встречается в наше время.
Вот и в этот раз, подумав о вычищенной от крови площадке перед Дворцом культуры, Сергеев, не колеблясь, отправился к Диверу. Тот воспринял идею похода с обыкновенным своим энтузиазмом.
До сих пор Влад Сергеев так и не смог понять, настоящий ли Севрюк медиум или хитро притворяется. Несмотря на частое хождение по якобы аномальным местам, тот так и не дал возможности это проверить. Временами, бывая у колдуна дома, Владислав замечал множество оккультных изданий, неряшливой стопкой громоздящихся на письменном столе. И неясно было, то ли Севрюк читает их для сравнения со своими собственными изысканиями, то ли просто черпает из них умные метафизические термины.
Вполне возможно, что он делал и то, и другое.
— И похолодает, — сказал Дивер с какой-то обреченностью.
Они на полминуты остановились возле Старого моста, глядя на открывавшийся отсюда вид. Мелочевка текла мимо, и видно было, как она, извиваясь и прокладывая себе путь через обильно зеленевшие берега, в конце концов, разливается широкой запрудой возле самой плотины. Высокие белые дома левого берега создавали резкий контраст с крошечными избушками дачников, что робко прятались в буйной зелени. Где-то там, по слухам, случился грандиозный провал, в котором полностью исчез дачный участок. В общем-то, ничего удивительного, если учесть, сколько подземных пустот находится под городом. Просто одной подземной пещерой стало меньше, только и всего.
Вон и входы их виднеются, вернее то, что осталось от этих пещер: желтоватые, похожие на бивни мамонтов, известняковые отложения выпирают из темно-серой земли. Если покопать глубже, обнажится и узкий темноватый ход, ведущий вниз в путанный и корявый лабиринт заброшенных штолен. Влад хорошо знал места, где входы отрыты неизвестными энтузиастами. Все они находились ниже по реке, прячась в лесном массиве. И почти все были на правобережье.
Неопрятного вида полоса земли у самой реки — Степина набережная, сейчас почти пустовала. Только одна, неопределяемая из-за расстояния, фигурка сидела в том месте, где серая почва соприкасалась с обильно зеленеющим склоном повыше.
Впереди улица Центральная ровным проспектом достигала реки, взбиралась на мост (попутно теряя две крайние полосы), и сходила с него уже разбитой двухполосной дорожкой, сразу круто уходящей вправо и взбирающейся на обрыв. Не имевшая официального названия, дорожка эта в народе величалась Береговой кромкой.
Река текла лениво, не торопясь проходила под мостом, морщилась только недовольно от ветра. Одинокий лодочник медленно плыл по самой ее середине. Видно было, как ветер треплет его одежду. Гребец налегал на весла, возможно, в попытке согреться.
Подняв воротники, Влад и Дивер прошли через мост, слушая, как ветер гудит в дырах бетонного сооружения. Вездесущая пыль была и здесь, носилась вдоль дорожного полотна, иногда закручиваясь в сероватые смерчики. Эти пылевые призраки возникали ниоткуда, кидались в лицо, но не долетали, рассыпались и оседали на дорогу мелкими частицами. В бесцветном небе реяла одинокая речная чайка. Лениво взмахивая крыльями, она зависла на одном месте, чуть качаясь из стороны сторону. Казалось, она отдыхает, распластавшись на гигантском невидимом куполе, который заменял собой небеса.
После моста свернули на Береговую кромку. Народу было очень немного, в основном дачники, легко узнаваемые по грязной и заношенной рабочей одежде. На ногах у этих людей почти всегда были резиновые латаные сапоги, головы их прикрывали шляпы или панамы. На грязной обочине притулилась машина — старая шестерка, запыленная настолько, что нельзя было распознать цвет. На ее заднем сиденье было свалено кучей какое-то старое барахло, белая вата торчала из красной вытертой ткани, как оголенная кость среди кровавых лохмотьев. Выглядело это удручающе — начинало казаться, что в машине лежит труп.