Предложение породило горячий отклик, но тут пришел жрец Аполлона Лакоон и пояснил, что а) где эллины — там Одиссей, б) Одиссей — сволочь, в) ничего хорошего от деревянного непарнокопытного ждать не приходится в любом случае.
— Но это же конь, он классный! — стояли на своём троянцы.
— Это огромный подозрительный с виду конь, который звякает как оружие! — не сдавался Лакоон, тыкая деревянную засаду копьем. — Не доверяйте коню! Не доверяйте коню!
— Ахах, засада в лошади, ты серьёзно? — отмахивались троянцы, в душе у которых явно сохранилась мечта о деревянной лошадке.
На этом моменте из кустов, стеная и рыдая, пополз рояль, он же Синон, он же лазутчик Одиссея, которому была дана чёткая установка наврать в нужном направлении. Синон действовал по всем канонам чёрной риторики:
А) бить на эмоции: эллин стонал и рыдал (троянцы проникались).
Б) если первый постулат звучит как истина, то как истина воспринимаются и все остальные утверждения. Синон начал с утверждения «Одиссей — сволочь!» (троянцы хором выдохнули: «Ох ты ж, правда!» и почувствовали неистовое доверие к Синону)
В) сделай из себя жертву, так тебе поверят быстрее. Тут в ход пошла развесистая история авторства Одиссея: «А я родственник Паламеда, и потому Одиссей меня ненавидит, и подговорил он народ, и решили меня принести в жертву, но я вырвался и спасся. В кустах. А-а-а, бедный я, несчастный!» (троянцы хлюпают носами и готовы воспринимать на веру что угодно, от факта глубокого целомудрия Зевса до факта наличия у Афины четырнадцати внебрачных детей).
И тут Синон поведал, что греки уплыли насовсем, потому что война не клеится, да еще и Афина обиделась. За что? А вот за тот самый палладий, который у вас плохо лежал, а мимо проходил Одиссей. Богиня как раз думала, что палладий лежал хорошо, а потому отвернулась она от эллинов и решили они её умилостивить, и построили деревянного коня. Нет, никто не знает, почему вместо изваяния самой Афины ей решили преподнести коня. Может быть, местный художник так видит. Или кто-то решил, что Афина всегда хотела деревянную лошадку. Вообще, что вы хотите, это же эллины! Так вот: этот самый конь — могутный оберег, вы уж его только в Трою втащите, а дальше вам такого счастья попрет, что не увезете. На конях, да.
Троянцы потихоньку проникались все больше, потому что «ну, абсурд же, значит, точно правда», «это же халявный огромный конь, хватайте и потащили». Только Лакоон изображал античного Станиславского, кричал, что несть в нем веры в эту историю, и вообще — если посмотреть вот этак, то тут просто куча халявных дров, почему бы не зажечь во славу богов?
Но тут вступил в силу последний фактор черной риторики:
Г) Если вашего оппонента в споре задушит гигантская божественная змея — вам поверят абсолютно точно. Аргумент в виде плавучих змей обеспечила Афина. Правда, аргументы вместе с Лакооном придушили и закусали его сыновей — но от этого доводы как-то стали только весомее.
— Коня нам! Коня! — сказали троянцы и потащили новый талисман в город. Не обращая при этом внимания на приглушенные ругательства из коня по-эллински, звон оружия и шепотки типа «Может, в кости пока сыграем?» — «Да Одиссей все равно мухлюет».
У врат в Трою троянцы столкнулись с необходимостью впихнуть вневпихуемое: конь в ворота пролезать не желал. Напрашивался вопрос: нужно было разбирать коня или стену. Троянцы пошли оригинальным путем и таки разобрали часть стены. После чего продолжили затаскивание коня внутрь, с ликованием, музыкой и косоглазием. Последнее было вызвано излишним ликованием, а выразилось в том, что при транспортировке троянцы четыре раза неточно попали конем в стенной пролом (изнутри задорно и приглушенно комментировали: «Штанга! Штанга! Штанга! Может, нам уже вылезти и подтолкнуть?!» — но этого никто не слышал по причине музыки и ликования). Но таки хоть и не с первого раза — в конце концов конь был в город втащен.
Кассандра, конечно, сразу же возопила, что, мол, гибель тебе, Илион, горе тебе, крепкостенная Троя, и вообще — вы что, правда разобрали основную часть городских укреплений, чтобы затащить сюда огромного подозрительно звякающего изнутри коня? Но гибель Трои Кассандра предвещала вот уже лет десять, так что к этому относились как к прогнозу погоды. А насчет остального объяснили, что конь не просто конь, а оберег, создан для Афины, и вообще это же лоша-а-адка!