Арес: Интересно, а как это Афина отвлекала внимание Пенелопы?
Афина: Олимпийские сплетни. Ни одна царица не пропустит новую порцию олимпийских сплетен.
Зевс: О, профессия «Отвлекатель внимания чужих жён»? А можно…
Афина: НЕТ.
Аполлон: Что она вообще делала там в углу? Она что, всегда сидит где-то в углу на всякий случай?
Афина: Просто посмотри в угол. Я тебе машу.
Аполлон покинул форум.
53. Дом, милый дом
Утро на Итаке началось привычно и размеренно. Женихи пировали, Эвмей и Филотий сдержанно рыдали в сторонку («Да Одиссея на вас нет!»), злой Мелатий злопыхал («Всё равно ведь Одиссея нет»).
Одиссей в это время сидел за отдельным предоставленным столиком и даже клятвенно обещал Эвмею и Филотию показать им чудеса возвращений совсем вот скоро.
«Фи, рутина», — дружно решили женихи и остро захотели развлечений. Варианты наклевывались такие:
- жениться на Пенелопе (вариант мутный, отдаленный, почти невозможный, учитывая тролльство Пенелопы).
- убить Телемаха (вариант выгодный, весёлый и возможный, но заблокированный с утра пораньше очередным знамением от богов).
- издеваться над Телемахом (пресно, скучно, неинтересно, ибо объект за годы познал дзен, стал невосприимчив к издевательствам и сидел, храня аидофэйс).
- бросить что-нибудь в странника (стильно, модно, молодёжно!).
Последний вариант реализовал жених Ксетипп. Здраво рассудив, что скамейки странника не берут, он метнул в Одиссея коровью ногу. Нога пошла юзом и мишень не поразила, доказав, что если даже части коров летают — то делают это не очень хорошо.
Тем не менее, Телемах обиделся за папку, которого почти что ушибли говядиной. Одиссей тоже обиделся за себя и за говядину, так что они по-родственному насупили брови.
«Фи, рутина», — решила Афина и блестяще выступила в роли античного тамады – того самого, который постоянно всех бесит тупыми конкурсами.
Аэды не сохранили — что ж такого богиня нашептала женихам. Очень возможно — что-то вроде «Среди нас веганы» или «А сейчас конкурс на кто громче поржет». Но женихи сперва ударились в неистовое «Муахаха!», а потом принялись пожирать сырое мясо и вообще стремительно приближаться по адеквату к уровню «шел последний час новогоднего корпоратива».
Финт Афины имел долгоиграющие последствия. Одиссей и Телемах преисполнились желания зашибить неадекватов, как Геракл… в принципе, кого угодно. В своих покоях протерла светлые глазыньки Пенелопа и промолвила: «Ну, раз они так разошлись — пришло время для пострелять!»
А потому перед женихами, активно познающими прелести карпаччо, скоро предстала сама жена Одиссея. С луком Одиссея. И выдвинула простые условия: вот лук, вот двенадцать секир с кольцами, пускаете стрелу через кольца — и я ваша навеки.
….вдохновение женихов начало увядать уже на попытках согнуть лук. Очень скоро энтузиазм начал сменяться тихой паникой и предложениями просто повиснуть на оружии втроем — а может, оно и согнется. Под унылые вопли («А может, оно ржавое?» — «Принесите сала!» — «Лук смазать?» — «Подкрепиться!») Одиссей потихоньку начал претворять в жизнь зловещие планы.
А именно: раскрыл своё инкогнито перед Эвмеем и Филотием (свинопас облегченно выдохнул, ибо внезапно осознал — отчего от болтовни странника ему было так мучительно больно). И раздал приказания в духе «Задраить двери — начинаем погружение».
После чего вернулся за столик и сделал вид, что так и было.
В зале тем временем царили умеренно пессимистичные настроения. Эвримах, намазав лук салом, меланхолично жарил его на огне — по принципу «Не согну, так хоть шкварочки получатся». Остальные женихи играли в античных Винни Пухов и считали, что луки гнуть они могут когда угодно, а сейчас требуется срочно подкрепиться.
— А дайте мне стрельнуть, дяденьки! — попросил тут Одиссей, вид имея лихой и придурковатый.
— Это вещь элитная и не по тебе сделана! — ответили женихи, глядя, как с лука капает сальцо.
— А и дайте ему лук! — сорвалась Пенелопа.
— А и не дадим! — держали оборону женихи.
— Таки мне уже нести лук или нет?! — простонал Эвмей, который под шумок отобрал оригинальный шампур у Эвримаха и теперь застыл на полдороги.
Тут вмешался Телемах, насупил бровь и отправил маму — в ее покои, а лук — Одиссею.
Итог был немного предсказуем. Через минуту трынькнула тетива, и стрела выбила двенадцать колец из двенадцати.