– Идем, – сказал он и зашел в пробитую стену. Я вошел вслед за ним.
Здесь была небольшая комната, в центре которой стоял огромный каменный гроб, накрытый плитой.
– Это сделал я, – сказал мне отец, проведя рукой по крышке гроба и смахивая с нее толстый слой пыли на землю, – твоя мама просто оставила его здесь, заложив эту часть пещеры камнями. Я решил, что он должен быть достойно похоронен, и высек этот гроб из камня, переложил в него останки и запечатал стену. Я отчаянно надеялся, что ты поверишь мне на слово и не станешь сюда входить, но раз мы уже здесь, то можешь сдвинуть плиту. И ты увидишь все сам.
Сейчас, возможно, мне это кажется ужасным, но тогда я должен был узнать правду. Отец более не казался мне сумасшедшим, а огромный каменный гроб, стоявший прямо передо мной, помог принять, что все им выше сказанное, как ни печально, но было правдой. Я сдвинул плиту настолько, чтобы она не упала с гроба. Некогда белый саван покрывал неровности того, что когда-то было живым существом. Приподняв ткань, я увидел большой скелет. Это был такой же скелет, как и у обычного человека, просто крупнее. Однажды я видел в лесу за городом человеческие останки какого-то бедолаги, который решил закончить свою жизнь в петле на суку дерева. Этот от него отличался лишь размерами.
– Его звали Грэз, – сказал мне отец, прервав поистине гробовую тишину.
Я смотрел на каменный гроб и пытался понять и принять все то, что сегодня на меня свалилось. Я знал, что мне необходимо держать себя в руках, ведь я всегда так делал. Я всегда чувствовал, что на мне лежит ответственность. Мне надо собрать всю свою волю в кулак, мне надо быть сильным, как никогда. Я подумал о том, что было бы лучше, если такую страшную правду мне рассказала бы мама. Она знала его, моего отца. Она знала, какой он был, могла указать на мои сходства с ним, рассказать мне о нем, как о человеке. То есть, я имею ввиду о том, каким он был в жизни. Почему она мне ничего не рассказала? Она боялась за меня. Боялась, что, если собиратели узнают, кто я, они убьют меня. Нет, она ни Терека закрыла собой сегодня, а меня.
– Пойдем к костру, – сказал я отцу.
– Хорошо, идем, – ответил он.
Я взял было ткань, чтобы снова накрыть тело трома, когда увидел на нем подвеску. Видимо, когда-то она висела на его шее на кожаном ремне, сейчас она лежала между высохшими ребрами. Я аккуратно извлек ее вместе с ремешком. Он удивительным образом сохранился за эти годы и даже не истлел. По всей вероятности, он по всей своей длине был обработан каким-то веществом, которое и не дало ему разложиться, в отличии от плоти того, кто носил его на себе.
– Отец, это что, золото? – спросил я, показывая ему, как я сам решил, амулет, который занимал половину моей ладони.
– Да, золото. Золотой медальон тромов, – ответил тот, даже не глядя на подвеску в моих руках. – Защита и талисман, знак принадлежности к царскому роду тромов.
– Но откуда у трома золото? Оно ведь находится только в Верхней Долине? – я крутил медальон в руках, рассматривая его со всех сторон, и на нем, казалось, что-то было изображено. Или всего лишь казалось… – И что ты сказал? К царскому роду тромов? – вопросов у меня было много. Но и ответов, судя по всему, у отца было не меньше.
– Этот тром, – он указал на гроб, – Грэз, твой настоящий отец, был последним царем тромов. Именно поэтому он и смог сюда пройти.
– Пройти? Откуда? А золото? Ведь оно может быть только у эльфов…
– Дарет! – воскликнул отец, подпрыгнув со своего места, словно молодой. – Да пойми же ты наконец, что все, что исходит от эльфов – это ложь! Ты только что узнал, что являешься потомком тромов, но, как видишь, у тебя нет уродливого лица, острых зубов и лютой ярости, которую сказки эльфов приписывает всем тромам. Это не потому, что твоя мать – человек, а потому, что тромы – такие же, как и мы, люди, просто крупнее и сильнее нас физически, но не более того!