***
Жизнь: 21%
Уровень: 19
Ранг: мастер
Класс: некромант
Карты: нет
Монстр: нет
На груде камней у ближайшей стены копошатся вонючие твари. Шульга стоит там, где стоял. Боковым зрением Левша увидел, что близнецы появляются из темноты без команды, медленно и жутко двигаются прямо к нему. В этот момент, еще до того, как Шульга заговорит, Левша позволяет себе поучаствовать страх.
Психолог говорил: «почувствуй страх, разреши себе бояться».
Косвенный урон: 23
У вас (0) минут для того, чтобы выбраться из петли Новикова!
Что!??
Шульга перекидывает свою заточку из одной руки в другую.
- Как дела, танцор?
Карт у Левши нет, сил тоже почти не осталось. Он взводит курок и наводит ствол прямо на обезображенное лицо Шульги.
- Смелый, да? Ноги себе приделал, крутой! - Шульга насмехается. Ему нисколько не страшно. - Да только нет у тебя никаких ног, браток.
Шульга театрально щелкает пальцами, и Левша падает, как подкошенный. В следующие несколько секунд он ничего не может понять, боится понимать, рука не слушается, как в детстве, и меч из нее вываливается, звякая об пол. Ног нет.
Ног нет. Нет ног - нет мультиков.
- Ты чего, сука, думал, что крутой? Думал, типа управляешь здесь всем, да? Супергерой, не иначе! И бабу, наверное, себе вообзил. М? Скажи. Нормальная? Жопа как у нашей музычки небось?
Левша не может говорить. Мозгом (или тем, что от него осталось), он все понимает: «Трон» ОПЯТЬ бьет по самой главной и очевидной его слабости. Но...
- Пацаны, сюда его! - командует Шульга, и идет куда-то в темноту, туда, где копошатся трупы. - Давайте!
Монстр-близнецы хватают Левшу за здоровую руки, плечо и волосы и волокут следом.
- Ты отправил мою душу в ад, - рассудительно говорит невидимый Шульга. - Теперь я покажу тебе, каково это.
***
Они пытались поговорить об этом. Психолог из приюта - в тот день, когда Шульгу и близнецов увезли, психолог из центра реабилитации - на каждом чертовом приеме.
- Ты не виноват, Игорь, - приговаривала Анна Михайловна, глядя маленького Левшу по голове. - Ты ни в чем не виноват. Ты все сделал правильно, мой мальчик.
Левша беззвучно плакал.
От Анны Михайловны пахло цветами и потом.
- Вы чувствуете свою вину, Игорь? Тот случай в приюте. Скажите, вы до сих пор считаете себя виноватым?
Левша не должен был, но чувствовал.
Миша
Миша трогал лицо, тело, и чувствовал, как внутри нарастает паника. Тело было настоящим. Он находился в ванной в собственной квартире в теле игрового персонажа, грудастой блондинки Марго, похожей на героиню подростковых фантазий. Сердце колотилось, было трудно дышать. Миша выпучивал глаза, потом крепко зажмуривал, так, что плясали фиолетовые пятна, умывался вот уже в пятый или шестой раз, скреб лоб пальцами, пытаясь содрать «таблетки», но ничего не менялось. Проснуться. Нужно проснуться. Как это сделать, если ты, кажется, на самом деле не спишь?
Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем сил не осталось, Миша сел на унитаз и тупо уставился невидящим взглядом перед собой. В голову, непрошенные, лезли воспоминания Марго. Не могло быть у нее никакой памяти: никакого дяди, который распускал руки, проблем в школе, нелепых очков и ненависти к себе (чертова грудь!) - ничего этого не было. Миша - взрослый половозрелый мужик с лысиной на макушке, лишним весом и проблемой с потенцией, он никогда не радовался резкому развитию собственных молочных желез, как раз наоборот. Огляделся, поискал глазами пачку сигарет, которую оставлял здесь на всякий случай, увидел сложенную в два раза газеты со сканвордами. Сигарет не было. Сил тоже. Неяркий свет лампы, полузакрытая дверь, тишина.
У вас (одно) выполненное задание!
Мысль резанула, как бритвой по глазам.
Поздравляем, вы выполнили «Принятие себя»!
Полученные карты: Повешенный
Миша поднялся, постарался вдохнуть, закрыл и открыл глаза, и, казалось бы, успокоился (насколько это вообще возможно), но тут дверь в ванную стала открываться сама по себе, а не успел Миша даже толком испугаться, как на пороге появился Миша. Какого дьявола?
- Привет, красавица!
Так жутко Михаил не чувствовал себя никогда. Двойник ждал, стоял, улыбался, как бы предлагая Мише тоже поздороваться. Но того опять сковал страх, опустошающий, злой, безнадёжный. Горло ссохлось, глаза жгло.