Открыть уведомление?
ДА нет
«Бойтесь Короля змей! Великий Король, сильный и могущественный, о трех головах, первая из которых, как голова Быка, вторая, как голова Человека, а третья, как голова Барана, идет за вашей душой! Он запрет во сне всех людей, спит на своем драконьем хвосте в Соломоновом кольце, но час его близок! Равновесие нарушено, граница между миром людей и миром снов источается. Он придет за вами!»
Павел Андреевич замотал головой, как бы пытаясь вытрясти эту чушь из головы.
«Не поддавайтесь своим желаниям! Исполнит Король змей только одно, и вашей душе уже не спастись! Никогда!»
***
Павел Андреевич не верил в сказки, не был мечтательным, не верил в бога, в приметы, никогда не плевался через плечи и не крестился. Вся его жизнь, с самого совершеннолетия была подчинена строгой и логичной системе: если не можешь на что-то повлиять - влияй, понимаешь, что не можешь - заткнись. Это всегда помогало. Жена, помниться, все ругалась на власть - воруют, мол, никакой культуры и свободы, а Павел Андреевич, закуривая у окна, улыбался и спрашивал:
- А что мы можем изменить?
Жена называла его оппортунистом и конформистом, говорила, что именно из-за таких, как он, - что, мол, изменится, если я пойду на выборы - ничего в стране и не меняется. Клюев думал, что жена считает ворон, и всякий раз, когда в жизни у них что-то спорилось, напоминал, что оппортунист и всякий другой -ист, да только человек, говорил, не может изменить общую систему, в этом и беда пассионариев, каждый может изменить только себя, ни на кого не надеясь и не рассчитывая, не разбазаривая ресурсы.
- Как ты еще ребенка в интернат не сдал, - говорила жена. - Он тоже ресурсы твои ест. И еще как!
Дочка тогда болела, а они жили в коммунальной квартире вместе с матерью Клюева, и его ужасно бесило это положение дел.
- Не преувеличивай.
Они любили друг друга. Много лет любили, и когда ее не стало, Клюев долгое время чувствовал, будто его лишили какого-то важного органа.
- Паша!
Клюев мгновенно открыл глаза. Было так душно, что практически нечем было дышать. Он вспотел, а еще, кажется, у него был жар.
- Паша!
Понадобилось около минуты, чтобы понять, что прошло много лет после смерти жены, нет уже никакой коммуналки, а мать давно зарыта в землю рядом с дедом. Что наступило новое тысячелетие, - какое-то их тысячелетие, злое и непонятное - и у него есть дети, с одним из которых приключилась беда.
- Паша!
Было темно. Клюев сел на кровати. Мозг еще несколько долгих секунд не мог идентифицировать то, что происходит. У входа в комнату, за порогом, стояла его супруга. В темных одеждах, смертельно бледная. Павел Андреевич почувствовал, что по комнате, помимо всего прочего, быстро распространяется кислый запах разложения.
- Я...
- Не говори ничего, нельзя. Я люблю тебя, медведь, люблю, и всегда буду любить, чтобы ты знал. Ты не виноват. Всякое случается, контролировать все в своей судьбе человек просто-напросто не может. Ты ни в чем не виноват, Паша. Дети тебя тоже очень любят. Это ты тоже должен знать. Я не должна с тобой говорить, но иначе он сожрет тебя, все то, что от тебя осталось, родной. Сейчас постучат в дверь. Оксана приехала проведать тебя. Это она, твоя дочь, не слушай, чтобы он не говорил. Открой и впусти ее. А встанет на пути - назови его по имени и потребуй свое третье желание.
- Какое...
- Ты не виноват, Паша. Я прощаю тебя, и Марк бы тебя простил, я знаю.
На глаза Павла Андреевича навернулись слезы. В горле жгло.
- Асмодей!
Крик разбудил Павла Андреевича. Сердце бешено колотилось, и поэтому он не сразу услышал стук в дверь. Встал с кровати, качаясь, точно пьяный, вышел в коридор.
- Пап, я открою!
Марк тоже вышел из своей комнаты, увидел отца и замер.
- Пап, лежи, я открою.
- Я сам.
В дверь стали звонить. На столе на кухне надрывался телефон. Павел Андреевич не знал, откуда в нем взялась такая решимость.
- Пап, с тобой все хорошо?
- Все хорошо, Марк. Я сам открою дверь.
- Хорошо, как скажешь.
Марк сделал два шага назад, пропуская отца к двери.