- Нет, просто рассуждаю. Есть время, - Левша попробовал улыбнуться. Игорем его на протяжении четырех последних лет называли только в таких вот проклятых кабинетах. В интернате было по-другому. Тамошний мозгоправ был лучше. Он и придумал - Левша.
Никогда не говорил как с калекой. Учил смеяться над инвалидностью, а не подставь правую, если токарным станком отрезало левую.
- Мы с вами так сегодня и не поговорили...
- Молчание тоже диалог. На ментальном уровне, если позволите. Я нуждаюсь в поддержке, знаете... Хочу, чтобы кто-то просто был рядом. Хотя бы три раза в неделю.
Левше казалось, что эти врачеватели душ все прекрасно понимают. Не могут не понимать, что копаются в мозгах мизантропа и социопата, инвалида, деградирующего на компьютерных играх. Но что они могут поделать? Пришью я тебе новые ножки, чтобы ты опять зашагал по дорожке? Ага, сейчас. Только шнурки погладят.
Левше нравилось называть себя социопатом.
- Давайте в следующий раз попробуем тест с белой комнатой, хорошо?
- Опять? Зачем?
- Мне важно понимать, как изменяется ваше сознание.
Иногда Левша проклинал себя за ту идиотскую попытку самоубийства, но потом вспоминал про дармовщинку. «Промедол», «Тиопредал», «Омнопон». Несколько лет назад «Нурофен плюс», «Пенталгин-Н», «Каффетин», «Коделак», «Солпадеин», «Терпинкод» тоже перевели в отпускаемые строго по рецепту, поэтому «психологический кабинет для инвалидов» здесь на сцене появился в самый раз.
- Хорошо.
- Хорошо?
- Да, док. Никаких вопросов. Вы лечите, я лечусь.
- Хорошо.
- Хорошо.
Потом сорок минут в мокрой пробке. Дома - дождаться, пока кухня провоняет парами «полезного супа», а потом включить свой любимый фильм про сантехников. Психолог в интернате говорил - главное, чтобы там, внизу все работало. Верно, старик? Ног нет, но рука-то есть! Белое пятно осталось на штанах. Черт. Нужно, когда придет медсестра, придумать что-нибудь про майонез.
***
Ноги Левша потерял давно. Он уже и не помнил, что такое эти ноги, и зачем они нужны. Левая рука была слабее правой, потому что в аварии были перебиты сухожилия предплечья, и первые год-два рука болталась бесполезной плетью. Это бесило.
Левша орал, плакал и проклинал все вокруг, когда смотрел на руку, в голове шевелил рукой, а рука как висела себе бледной нитью, так и висела. Потом дело пошло на лад. Очень помог психолог из интерната. Левша сейчас точно не помнил, как его звали, таблетки играли с памятью, как хотели, но это совершенно точно был небольшого роста мужчина прилично за пятьдесят. Худой, с колючими серыми глазами.
Если тебе десять лет, то семиместный SUV победит. Извини. Еще скажи спасибо (хотя это вот момент спорный), что сидел сзади, и был пристегнут. Дулся на родителей, сложив ручонки на груди. Пойди, вспомни за что. И откуда мы ехали? Нет, Левша знал, конечно, что «по дороге из аэропорта», но знать - не значит помнить. Ему сказали: по дороге из аэропорта. Самолеты он помнил, смутно. Но вот как именно они ехали, как сели в старенький «фольксваген», как отец, или мать что-нибудь говорили бы...
Был снег. Это тоже точно. Валил снег, и было уже темно. Только смазанными пятнами неслись мимо рыжие глаза фонарей. Водитель внедорожника, несущегося по встречной полосе на скорости около 120 км/ч был пьян. Потом Левша выяснит, почти случайно, что этот тип разругался со своей бабой, психанул, напился, но вдруг вспомнил, что у него рейс. Шмяк.
Мама пробила головой лобовое стекло и вылетела наружу, исчезнув в пурге. Основной удар пришелся на отца: его согнуло пополам и сомнуло, как ненужный лист бумаги. Хряяяясь. Это кости хрустят. И пахнет бензином. А потом все очень быстро вертится несколько раз и б-ам! Потом еще глухой удар издалека. Водитель внедорожника сломал руку. Передняя часть позорно желтого «фольксвагена» сложилась в гармошку до самого пассажирского сидения. Отец стал манной кашей с вареньем. Внедорожник протащил внезапно возникшее препятствие еще несколько метров, а потом вывернул руль и «сбросил седока». Перевернувшись несколько раз в воздухе, «фольксваген» упал в канаву. Внедорожник раскрутила на гололеде, и впечатало боком в фонарный столб. Перелом двух пальцев и лучевой кости. Он еще пытался уехать, но не смог. Все это Левша узнал потом.
Сначала была боль.
Каждый раз, открывая глаза в тот вечер, и пятьдесят вечеров после, Левша не чувствовал ничего, кроме боли. Мама вернулась из Берлина, с конференции. Она была биологом. А папа таксистом.