В тот день гонец, повеселев после нескольких стаканов эля, повел весьма задушевную беседу с господином Йейтсом, и я подслушала ошеломительную новость.
— Ходят слухи, — говорил он, — что господин государственный секретарь Кромвель опасается, как бы принц не умер во младенчестве, подобно многим, и что он уже поторапливает его величество жениться снова, ради его подданных и королевства.
— Думаете, король согласится? — спросил господин Йейтс.
— Говорят, что он уже женился, — был ответ, — а королеву-то еще даже не похоронили.
Возможно, подумала я, его величество заботится о несчастном сиротке… Я искренне на это надеялась.
С той поры минуло два месяца, и никто больше не заговаривал о новой женитьбе короля. Возможно, в конце концов, это были просто слухи. А принц Эдуард, говорят, растет и здоровеет, чему маркиз и маркиза весьма рады.
— У него теперь собственные покои, — сообщает миледи во время очередного визита в детскую, который она наносит ежедневно перед обедом, дабы взглянуть на свое дитя в колыбели, раздать указания либо отчитать — в зависимости от настроения. Вчера она жаловалась на миссис Маллори, нанятую мной кормилицу, которая, очевидно, оскорбила ее, не успев сделать реверанс, когда маркиза вошла в комнату. На прошлой неделе она осталась недовольна тем, как отполирован стол. Но сегодня она расположена поболтать. И поскольку этой детской заправляю я, она снизойдет до того, чтобы поболтать со мной даже о короле — разумеется, в пределах моего понимания.
— Его величество издал строжайшие распоряжения насчет уборки комнат принца, — говорит она мне. — Стены и полы теперь будут мыть три раза в день, дабы держать помещение в чистоте и беречь от заразы. И все посетители должны тщательно проверяться, чтобы не принесли какую-нибудь опасную болезнь. А когда принца отнимут от груди, то его пищу станут проверять, дабы убедиться, что она не отравлена.
И смотрит на меня выразительным взглядом, как всегда. Но я не умею угадывать мыслей своей госпожи. Хочет ли она, чтобы я установила тот порядок в моей детской? Или она удивлена дотошностью короля? Она придирчивая хозяйка, и я никогда не знаю наверняка, сумею ли угодить ей. И все же под моей опекой маленькая леди Джейн чувствует себя прекрасно. И как может быть иначе — ведь я люблю ее, как свою родную, и с радостью отдала бы за нее свою жизнь, если потребовалось бы. Чего не скажешь о ее матери, которая, кажется, едва ее замечает.
— Король назначил леди Маргарет Брайен воспитательницей к принцу, — продолжает маркиза. — Она нянчила леди Елизавету, а теперь будет воспитывать принца Эдуарда, пока ему не исполнится шесть лет и не начнется его обучение. Маркиз говорит, что король часто навещает сына и весьма доволен тем, как он развивается. Он сам вникает во все мелочи. Одежду для принца выбирают с его одобрения, он указал срок, когда следует отнять его от груди, и предложил средства, облегчающие прорезывание зубов.
Слава богу, ни он, ни лорд Дорсет не суют свой нос сюда ко мне. Такие дела куда лучше доверить женщинам. Но моя госпожа, разумеется, все видит по-другому. Ее августейший дядя представляется ей образцом совершенства. Она им так гордится! По моему же скромному мнению, которое я всегда держу при себе, он — чудовище. Преступная мысль, но это дела не меняет. Мужчина, способный отрубить голову своей безвинной жене, — чудовище. Я не слишком уважала Анну Болейн, однако всякому разумному человеку было ясно, что никакой вины за ней нет. Все было нарочно подстроено, чтобы от нее избавиться, потому что она видела его насквозь и не умела держать язык за зубами. Пятеро любовников, да куда там! При ее-то жизни, всегда на людях, ей бы хоть одного затащить к себе в спальню. Она была не дура, чтобы идти на такой риск. Я не могу без содрогания вспоминать о том, что с ней случилось. Говорят, она мужественно встретила свой конец. Каково это — глядеть в лицо своему палачу, зная, что ты ни в чем не виновата?
Моя жизнь в Брэдгейте проходит однообразно, но я этому сердечно рада. Наша детская, расположенная в башне восточного крыла, по всему уступает покоям принца Эдуарда, но в ней чисто и тепло, и моя маленькая госпожа — гордость и радость для всех, кто ей прислуживает, — то есть я, миссис Маллори, две девушки, качающие колыбель, и две горничные. Она уже улыбается нам, своим верным слугам, во весь рот. При виде ее крохотного треугольного личика, выглядывающего из пеленок, мое сердце тает. Она очень развитый, веселый и в то же время послушный ребенок. Слава богу, теперь она спит всю ночь и не тревожит кормилицу.
Иные сочли бы за большую честь служить в таком доме. Окрестности Брэдгейт-холла впечатляют своим великолепием. Он стоит на краю Чарнвудского леса, в гористой местности, среди крутых холмов, гранитных скал и ущелий. Благородный олень водится в его угодьях и заповедниках. Ястребы и коршуны бдительно несут дозор с высоты своих гнезд.
Этот красивый замок, возведенный отцом маркиза в первые годы правления нынешнего короля, недавно перестроили. Он славен своим богатством и роскошью; чтобы выставить напоказ состояние и положение Дорсетов, не жалели труда. Один только главный зал имеет восемьдесят футов в длину. Богатые гобелены украшают стены, шкафы ломятся под весом золотой и серебряной посуды, в высоких окнах бриллиантовым блеском горят гербовые витражи. Милорд и миледи живут на широкую ногу. Столы в главном зале каждый день накрывают на две сотни персон, не меньше. Всякий раз ставят и лишние приборы, ибо Дорсеты любят устраивать приемы, и за трапезой всегда присутствуют важные гости и члены их свиты. Кроме того, законы гостеприимства требуют давать стол и кров всякому проезжему.
В присутствии гостей маркиз и маркиза торжественно восседают за высоким столом на помосте, а мы, их домочадцы, сидим согласно чину за столами внизу, стоящими во всю длину зала. Во время трапезы на галерее играют музыканты, а бесчисленная армия лакеев снует туда-сюда, подавая блюда, приготовленные в шумных раскаленных кухнях, что находятся за ширмами с богатой резьбой.
В редких случаях, когда нет гостей, трапеза Дорсетов проходит в их летних или зимних покоях в восточном крыле, но стол непременно сервирируется с большой роскошью. Миледи всегда помнит о своей королевской крови.
Служить здесь выпадает не каждому, и, наверное, мне, женщине простого происхождения, нужно почитать это за счастье, но я не за тем сюда пришла. Я пришла, потому что призвана заботиться о детях. И сейчас — речь об одном из них.
Да, здесь все обставлено пышно и с размахом, в Брэдгейте, но есть и скрытая сторона. Я не слишком люблю Дорсетов. Миледи — гордячка, и сердце у нее холодное; я знаю, что я ей не чета, но — как я уже говорила — мать есть мать, и я считаю, что для матери дурно проявлять столь мало любви к своему малышу. А лорд Дорсет, этот думает только о своем возвышении, а она за него горой. На самом деле мне кажется, что в их браке она главная. Оба они люди жестокие. Если бы не привязанность к их дочери, я бы, наверное, от них ушла. Однако теперь мое сердце безраздельно принадлежит этой славной крошке, так что выбора у меня не остается.
Моей маленькой леди Джейн уже исполнилось два года, и с рождения она живет в трех башенных комнатах, которые составляют ее детскую. На верхнем этаже располагается ее спальня, ниже находится комната, которую я делю с ее горничными, а на первом этаже — большая комната с деревянной обшивкой по стенам и окнами в деревянных рамах. Мебель в этой части дома по сравнению с остальными покоями совсем ветхая и малочисленная. Леди Джейн спит на дубовой кровати под старинным расписным балдахином. Ее младенческие молитвы возносятся за молельным столиком в нише окна. Платье и белье Джейн хранятся в огромном сундуке у стены, а ест она за простым столом, покрытым белой скатертью, и сидит — как все мы — на простом стуле. Пища у нас простая — отварное мясо, рыба и овощи, а также неизменная дневная порция хлеба, эля и похлебки. И ее мать приказала, чтобы она съедала все, до последней крошки.