— Пересохло во рту? — поинтересовался он и протянул мне бурдюк, который до этого висел на колышке у входа.
Я поднялся, сделал несколько шагов, неловко зажал бурдюк связанными руками и выпил почти все за один присест, после чего с наглой ухмылкой швырнул пустую шкуру ему под ноги.
Но рыцарь всего лишь пожал плечами и подобрал шкуру.
— Вот и хорошо. Нам все равно нужно было опустошить бурдюк, чтобы упаковать его. Итак, подведем итог: ты бритт и почему-то считаешь важным держать это в секрете. — Он шагнул на середину шатра, передвинул табуретку поближе к выходу и уселся. Я, не проронив ни слова, опустился на земляной пол. — Как тебя звать? — строго спросил он. — Хочу разговаривать с тобой, как полагается христианину.
— А-а, так ты один из этих? За последний месяц уже третий. Эпидемия, что ли? Буду молиться, что ко мне это не пристанет. Все христиане, которых я встречал за последнее время, оказывались настоящими ублюдками.
— Так ты распростишься с жизнью скорее, чем при покушении на маркиза, — предостерег он. — Можешь оскорблять сколько угодно меня, но мою мать оставь в покое.
— Никакое это не оскорбление. Я сказал просто по-дружески, так как почти уверен, что сам принадлежу к этой братии. Знаешь, прошло три года, а я все никак не могу привыкнуть к отвратительному вкусу пшеничного хлеба.
Повисла долгая пауза. Рыцарь явно не собирался меня убивать. Он ждал от меня объяснений, а давать их я был не намерен. И конечно же, ни за что не назвал бы ему своего имени, с которым расстался, когда ушел из дома.
— Меня зовут Грегор Майнцский, — наконец объявил он, вероятно, чтобы показать хороший пример.
Я с удивлением смотрел на него несколько секунд, а потом разразился злобным хохотом. Рыцарь слегка удивился, но продолжил:
— Я рыцарь и землевладелец в Священной Римской империи…
— Знаю, кто ты! — чуть ли не проорал я. — Ведь пою песни о тебе!
Пытаясь освоить европейский репертуар, я выучил умопомрачительное количество песен о великих героях-рыцарях и пел об их идеальных душах, идеальных семьях, идеальных дамах сердца и идеальных подвигах. Чтобы не сойти с ума, я придумал несколько пародий на эти популярные баллады и сейчас, поддавшись порыву, процитировал несколько строк про силача-геркулеса, что сидел передо мной:
Грегор Майнцский туп как пробка! Наш кастрат поет так звонко. Реализуя свои набожные амбиции Он глотает Папины поллюции.Ну вот тут он не выдержит и точно разрежет меня на полоски.
Рыцарь, однако, лишь дернул плечом.
— И дальше этого неприличия твое воображение не идет? В свое время я слышал кое-что и похуже.
И он запел с легким германским акцентом на тот же мотив, хотя размер строки укладывался не совсем хорошо:
В борделе у Грегора Полно прокаженных козлов, И дьявол каждый день Имеет его в задницу.Все это он пропел мягким приятным баритоном, причем вполне серьезно и в то же время с долей юмора, чем ввел меня в замешательство.
— Само собой, приведенные факты не совсем соответствуют истине, — продолжал он, словно я мог подумать иначе. — В действительности я имею честь — вот уже целых две недели — состоять в браке с Маргаритой, побочной дочерью маркиза Бонифация Монферрата, предводителя этого похода, того самого человека, которого ты только что притворно хотел убить. Но довольно, мы уделили моей особе неоправданно много внимания. Теперь твоя очередь. Кто ты такой?
— Злодей. На моих руках кровь, хотя ты так любезно меня пощадил. — Прочтя непонимание во взгляде Грегора, я продолжил осипшим голосом: — Мне нужно еще хлеба, а то совсем сил не осталось, раз уж я пока живой.
Грегор швырнул мне всю буханку, и я начал откусывать от нее, не разламывая на куски.
— Объясни, почему ты считаешь себя злодеем.
— В двух словах не расскажешь, чтобы удовлетворить твой праздный интерес, — ответил я, не переставая жевать.
Он начал терять терпение.
— Ты кого-то убил?
— А все эти баллады о тебе правдивы? — поинтересовался я. — Ты действительно воплощение рыцарства и набожности?
— Сейчас разговор о тебе.
— Почему ты не хочешь ответить? Быть может, у тебя есть что скрывать?
— Нет, — сказал он. — Зато у тебя есть, и ты сейчас мне расскажешь, что именно.
— Ради всего святого, я ведь заслужил право выслушать хотя бы слухи. Расскажи мне что-нибудь. Произведи на меня впечатление. Заинтригуй. Унизь. Но только не наводи на меня скуку. Если ты настаиваешь, чтобы я жил, то пусть моя жизнь будет того стоить. Ты можешь мне потрафить хотя бы в такой мелочи. Начни с рассказа о том, к чему все это бряцание оружием. — (Разумеется, я это уже знал.)