— Что здесь нет англичан, — тихо ответила Лилиана.
— Да. Видимо, это известно всем, кроме меня.
Она понимающе кивнула.
— Трубадур Бонифация в шутку называет его англичанином. Возможно, ты услышал это, вот откуда недоразумение.
— Самое важное то, что моего англичанина нет среди пилигримов и потому я не могу его убить. — Мне сдавило горло. — Передо мной была единственная цель — попытка мщения, деяние, за которое люди могли бы простить мне грехи, хотя бы отчасти, но я провалил все дело. И тогда, — я заставил себя пожать плечами, словно всю жизнь принимал подобные решения, — мне подумалось, если Всевышний настолько испорчен, что защищает этого выродка, то пусть тогда расправится хотя бы с одним из нас двоих. Оружия у меня нет, но я могу заставить десятитысячное вооруженное войско отправить меня к Создателю. И мне удалось бы задуманное, если бы не твой проклятый Грегор Майнцский.
В этот момент в шатре вновь появился рыцарь и, не обращая на меня внимания, сказал:
— Молодец, Лилиана, ты оказалась права — это более действенный метод, чем обычное соблазнение.
Я почувствовал, что краснею, и отпрянул от нее.
— Надеюсь, тебе понравилось, хотя бы чуть-чуть.
Она положила руку повыше, но я дернулся в сторону.
— А ты гораздо хитрее, чем кажется на первый взгляд, — упрекнул я Грегора.
— На самом деле нет, — заверил он меня. — Просто умею быть хитрым, когда нужно. Ты теперь под моей опекой, я за тебя отвечаю. Любое убийство, даже самоубийство, — это грех, и спросят с меня, если ты…
— Никому до этого не будет дела.
— Кроме Господа, — спокойно возразил Грегор.
Я застонал и уткнулся лбом в плечо Лилианы.
— Не может быть, он и взаправду христианин.
— Ну, раз уж все равно тебе терпеть наше общество, быть может, все-таки откроешь свое имя? — проворковала Лилиана, поглаживая мой висок. Мне было приятно и больно от ее прикосновения. — Называть тебя маленьким британским бродягой-убийцей — сложновато.
Я скосил глаза в ее сторону. Очень трудно ей отказать, но единственное, что мне удалось сохранить в тайне, — мое имя, и очень нужно было, чтобы так продолжалось и впредь.
— Квифивр Ллофруддивр, — ответил я, прикидываясь, что полностью капитулировал.
Эти слова означали «бродяга-убийца».
Лилиана и Грегор поморгали немного, а потом уморительно попробовали повторить.
— Имя… мм… красивое, но нет ли варианта покороче? — поинтересовался Грегор, после того как чуть не сломал себе язык.
— Нет, — торжественно заявил я и приосанился. — Уменьшить имя — означало бы оскорбить мой род и честь.
Кажется, Грегор поверил. Лилиана явно догадалась, что я порю чушь, но подыграла мне.
— Тогда ладно, — сказала она с дружеским сочувствием. — Будем звать тебя просто — бритт.
— Бритт, — повторил Грегор, словно польщенный честью назвать меня так.
Лилиана подстригла мне волосы, ногти и бороду, затем заставила вымыться в деревянной лохани. Мне не показалось это личным выпадом против меня — в тот вечер все воины подстригали волосы и ногти, хотя я нуждался в этих процедурах гораздо больше, чем любой из них, даже самый последний пехотинец. Переночевали мы в пустом шатре, расстелив только скатки на мягком, пыльном полу. Ко мне приставили двух слуг: молодого Ричарда и старика, его деда, тоже по имени Ричард. Они по очереди сторожили меня.
Зря только беспокоились. Той ночью мне было совершенно не до побега. Я провалился в глубокий сон. Мой план рухнул, я был в шоке, терзался отчаянием и стыдом и в то же время не мог даже пальцем пошевелить.
4
Господь муж брани. Иегова имя Ему.
Ветхий Завет. Исход 15.3Канун праздника святого Иеронима,
29 сентября 1202 года
Клянусь головой святого Иоанна, что смиренный рыцарь Грегор, сын Герхарда из Майнца, искренне желает освоить искусство письма на его скромном родном языке, чтобы возвысить этот язык и записать на нем славные подвиги нашего похода, предпринятого именем Иисуса Христа, Сына Божьего. Аминь. С этой целью я прибегаю к мудрости его преосвященства Конрада, епископа Хальберштадтского, посоветовавшего мне записывать определенные события. Не земные каждодневные дела и не великие политические и военные победы, что ждут высокочтимого Бонифация, маркиза Монферрата, который возглавляет это славное войско и который в своей глубокой мудрости убедил меня, смиренного рыцаря, жениться на его внебрачной дочери Маргарите. Я также не буду пытаться осветить поэтическим светом славные битвы и невзгоды нашего путешествия. Мои хроники будут всего лишь перечислением собственных скромных попыток как слуги нашего повелителя и Святого отца в Риме исполнить свой долг пилигрима.