– Я уже давно не садился за клавиши.
Видя, что вопрос пробудил в нем мрачные воспоминания, Фейт решила закрыть пианино, хотя на самом деле очень хотела попросить его исполнить любую из мелодий, которые, возможно, еще сохранились в памяти. Но как только потянулась к крышке, Рейлан поднял руки и нежно коснулся черно-белых клавиш. Он больше не смотрел на нее и нахмурился, задумчиво уставившись на пианино.
Фейт задержала дыхание, глядя то в сапфировые глаза, то на пальцы Рейлана, когда он занес их над определенными клавишами. Его образ завораживал. Лунный свет подсвечивал и смягчал резкие черты лица, а волосы заставлял сиять белизной. Несколько прядей закрывали темную изогнутую брови, пока глаза сверкали даже прекраснее ночного неба с тысячей звезд.
Затем пальцы Рейлана пришли в движение, и ночь вокруг них заискрилась жизнью. Его руки грациозно парили, и из инструмента полилась чудесная череда звуков, наполнив светом темную комнату. Фейт была поражена, полностью погрузившись в прекрасную симфонию. Она была медленной. Душераздирающе протяжной. Ноты звучали то громко, то тихо, мелодия окутывала и затягивала, и Фейт следила за мощными мышцами на его татуированных предплечьях, которые напрягались, пока разум возрождал музыку из воспоминаний.
Медленно, изящно мелодия ускорялась. Ноты, переплетенные с многовековой скорбью, воспевали сердечную боль истерзанного боями воина. Того, кто встретил войну со сталью, любовью и собственными внутренними демонами.
Звуки трогали душу, глаза горели от страсти, которую Рейлан выплескивал на клавиатуру перед ними. Время от времени его руки касались ее, посылая по телу электрические разряды, которые усиливались проникающей в самое сердце песней. Он перенес их из комнаты, из этого мира во вселенную бескрайней магии и чудес. В место, где их не могло настигнуть никакое зло. Кожу приятно покалывало, посылая по телу мурашки и волны тепла, окутывающие сердце. Защищающие его. Пальцы Рейлана грациозно скользили, словно спокойные волны на фоне бушующего шторма.
Затем мелодия снова замедлилась. Фейт едва дышала.
– Кто научил тебя играть? – Голос прозвучал сдавлено от переполнявших ее эмоций. Его или ее – возможно, их общих – слившихся воедино, но она не стала разделять их. Не хотела, чтобы он останавливался. Чтобы это мгновение когда-нибудь заканчивалось.
Выражение его лица изменилось, в глазах мелькнула печаль. И Фейт уже хотела взять слова обратно, но он ответил, прежде чем она успела это сделать.
– Кое-кто из далекого прошлого. – Его голос был едва различим за тихой игрой, страдание и боль переплелись с нотами. Фейт уже знала ответ, но почувствовала необходимость спросить. Хотела, чтобы он сам поделился с ней своей историей.
– Как ее звали?
Рейлан перестал играть. И Фейт с трудом сглотнула, внезапно охваченная чувством вины за то, что копалась в его прошлом, которое ее совершенно не касалось. Его взгляд на мгновение стал опустошенным, а затем он одарил ее фальшивой улыбкой, пытаясь скрыть свое горе и вину. Фейт решила, что испортила момент, заставив его навсегда прервать игру. Но Рейлан снова сосредоточился на инструменте, и песня наполнила волшебством пустое пространство.
– Ее звали Фарра.
В груди разлилось тепло от того, что он все же решился поделиться с ней чем-то настолько личным.
– Прости, я не был полностью честен с тобой насчет моего отъезда. По правде говоря, я боялся того, что ты можешь обо мне подумать… Когда узнаешь о моей темной стороне – моем прошлом и роковой ошибке.
– Рейлан, ничто не заставит меня от тебя отвернуться.
Его бровь дрогнула, словно слова больно ранили. Словно он не хотел ей верить.
Рейлан продолжал тихо играть, когда сделал глубокий вдох. Фейт напряглась, охваченная тревогой, ожидая и надеясь, что он, возможно, вот-вот полностью откроется ей, позволит себе выглядеть уязвимым и снимет свою броню.
– Я убил много людей, Фейт. Многие из них были врагами, но некоторые погибли из-за моей собственной темноты, а другие из-за моей некомпетентности. Среди них были очень дорогие мне люди и те, кто всецело доверял мне. – Рейлан пропустил ноту, нарушив нежную песню.
Он стиснул зубы и перестал играть, руки медленно сжались в кулаки, и генерал удержался от того, чтобы в гневе не ударить по клавишам. Дело было не в ошибке. Рейлан с трудом удерживался от того, чтобы не рассказать свою историю – отчасти из-за тяжелых чувств, которые та пробуждала, но по тому, как он избегал ее взгляда, она подумала, что он, возможно, боится ее осуждения.
Фейт, не задумываясь, накрыла его руку своей и сделала едва заметный вдох в попытке не обращать внимания на восхитительное ощущение, разливающееся по ее руке от этого прикосновения. После секундного колебания его кулак разжался достаточно, чтобы кончики ее пальцев смогли скользнуть в его ладонь.