Именно за этим он и явился. Камилла поняла это сразу, как только он вошел в картинную галерею, залитую лучами закатного солнца. Он был в начищенных сапогах для верховой езды, бордовом фраке и облегающих песочных бриджах.
Время близилось к закрытию. Загадочный блеск в глазах Вексли не предвещал ничего хорошего. Они не были ни друзьями, ни доверенными лицами, ни тем более любовниками. Да что уж там – если бы случилось так, что Камилле никогда больше не пришлось бы его видеть, она закатила бы вечеринку, достойную королевских особ, чтобы отпраздновать такую удачу.
– Работаете над чем-нибудь необычайным, мисс Антониус?
– Над обычным пейзажем, лорд Вексли.
Это было неправдой, но Вексли было ни к чему это знать. Камилла считала творчество глубоко личным делом. Оно основывалось на предостережениях матери Камиллы, рассказах отца и ее собственном одиночестве, благодаря которому она видела мир таким, какой он есть, без прикрас.
В живописи она нередко обнажала душу. Ту ее часть, которую не решалась раскрыть кому попало.
К счастью, мольберт стоял задней стороной к двери. Вексли пришлось бы пройти через комнату, чтобы рассмотреть ее работу. А он редко прилагал столь большие усилия к чему-либо, кроме собственной скандальной репутации.
Камилла отодвинула табурет от мольберта и быстро отошла от картины к старинному дубовому бюро. Оно служило кассой, а заодно и прекрасной перегородкой для того, чтобы держать на расстоянии назойливого лорда.
– Я могу вам чем-нибудь помочь или этим вечером вы просто полюбуетесь картинами?
Лорд засмотрелся на ее рубашку, забрызганную краской. Камилла не успела снять ее до того, как он явился. Едва заметное движение губ выдавало, как он хотел бы, чтобы она это сделала.
– Не стройте из себя скромницу, дорогая. Вам известно, зачем я пришел.
– Как мы уже обсуждали ранее, милорд, долг выплачен. Кроме того, я добыла для вас камень памяти. Все, что вам осталось сделать, – скормить ему то самое воспоминание.
По крайней мере, так сказал Камилле торговец на черном рынке, у которого она купила волшебный, по его утверждениям, артефакт. Сама она не ощутила никаких магических вибраций. Хотя, учитывая все обстоятельства, в этом не было ничего удивительного. И все же Вексли отказался принять от нее вещицу.
Он озадаченно взглянул на Камиллу, словно ее отказ в том, чего он хотел, был прямым оскорблением. Казалось, он даже забыл про сам волшебный камень, способный стереть из его памяти любое воспоминание, какое бы он ни выбрал.
Лорд Вексли не был денди в полном смысле этого слова, но деньги он определенно тратил в похожем стиле. Первенец виконта, он позволял себе только самое лучшее на протяжении всех своих тридцати распутных лет.
Четыре года назад, после весьма скандального инцидента в театре, в который была вовлечена даже не одна, а две актрисы, с публичной демонстрацией пьяных ласк во время того, что с той поры стали называть «позорным антрактом», отец лишил его наследства в пользу младшего брата. Этот случай, бесспорно, должен был шокировать весь высший свет Уэйверли-Грин.
Однако, к огромному удивлению родных лорда Вексли, скабрезные выходки ни в коей мере его не опозорили. Скорее наоборот: среди местных он стал считаться кем-то вроде легендарного пройдохи.
В обществе превыше всего ценились нравственные добродетели, особенно у женщин. Однако они никогда не казались настолько же соблазнительными, как пороки. О добродетелях было совсем не так увлекательно сплетничать за чаем. Каким бы чопорным и порядочным ни считалось высшее общество, все приходили в восторг от хорошего скандала, и чем непристойнее, тем лучше. В Уэйверли-Грин ничто так не любили, чем наблюдать, как кто-то падает с небес прямо в грязь.
С тех пор репортеры сатирических листков обычно следовали за Вексли по пятам. Они были одержимы идеей раньше других сообщить о следующем скандале с его участием. Всем было известно, что лорда лишили наследства. Поэтому источник его доходов стал непостижимой тайной, и раскрыть ее хотелось большинству жителей города.
Вексли лишь отшучивался, то объявляя себя опытным игроком, то упоминая о продуманных вложениях капитала. Однако все продолжали нашептывать друг другу куда менее лестные истории о его растущем состоянии.
Одни были убеждены, что он заключил сделку с дьяволом, другие шушукались о том, будто он ударил по рукам с фейри. Одна лишь Камилла знала правду.
Из-за того, что она называла Величайшей ошибкой, это она невольно стала финансировать его сумасбродный образ жизни, а заодно подвергла себя опасности попасть на передовицы газет.