Она всего лишь ребенок, а ты обращаешься с ней бесчеловечно.
Но она отталкивается на каждом шагу, что делает невозможным дать ей передышку.
Так или иначе, теперь я расплачивался за то, что прошлым вечером выпил свой вес виски в случайной дыре в стене. Мое похмелье было адом. По крайней мере, Макс сказал мне, что она хорошо вела себя весь вечер.
Содрав свою жалкую задницу с кровати, я поскакал в душ, минут десять чистил зубы (когда Братц сказала, что от меня пахнет вишневой помадой, меня чуть не стошнило на ее милое личико), а затем отправился на кухню за кофе, яйцами и беконом.
Не то чтобы у Братц был блестящий ум уровня Стивена Хокинса, но, по крайней мере, приличное образование и хрустальные гласные гарантировали, что она не будет звучать так же глупо, как кирпич.
Я хмуро посмотрел в кухонное окно, прикидывая, сколько смен я мог бы передать Максу, не сделав его основной няней Хэлли Торн, когда бронированный ярко-зеленый Lamborghini с визгом остановился перед входом, опрокинув экзотическое растение на подъездной дорожке.
Водитель распахнул дверь. Я поставил чашку с кофе у кухонной раковины. Что, черт возьми, происходит?
— Что происходит? — Братц вторила моим мыслям, стремительно спускаясь по лестнице в розовом платье-кимоно. На ней не было лифчика, и ее соски напряглись из-за тонкой ткани. Мой член кивнул ей доброе утро. Остальная часть меня хотела подать против него запретительный судебный приказ. Глупость была неприятным побочным эффектом желания. Но самое интересное, что мое тело вообще на нее отреагировало. Обычно физические черты ничего для меня не значили. Меня больше возбуждали ситуации. Чем неприхотливее — тем лучше.
— Кто такой мудак в Lamborghini? — спросила она.
Звонок в дверь зазвенел. Вместо того, чтобы ответить ей, я открыл входную дверь.
С другой стороны стоял Том, одетый в клетчатый костюм и улыбающийся хорошим парнем. Улыбка, которую знали только я и еще один человек в мире, была неискренней.
Позади него я заметил Лизу и детей в машине, все махали мне. Я нахмурился, как будто он швырнул между нами на пороге мешок с горящим дерьмом.
— Что ты здесь делаешь, Уитфилд?
— А что, привет, партнер! — Том радостно похлопал меня по плечу, подмигивая Братц, которая стояла позади меня.
— Жена и я были по соседству, и я подумал, что зайду и проверю, как у тебя дела, прежде чем я начну свою новую должность в Чикаго.
Он жил в пяти штатах от нас. Оправдание «по соседству» было таким же правдоподобным, как сиськи стриптизерши из Вегаса. Он явно хотел проверить и убедиться, что мой новый клиент все еще находится в благоприятном психическом состоянии. Примечание: мир был бы немного лучше, если бы мужчины перестали называть своих жен «женами».
— Вы тот самый Уитфилд в «Локвуде и Уитфилде»?» — спросила принцесса Торн у меня за спиной.
— Да, мэм. А ты, должно быть, ХЭлли!
— Единственная и неповторимая. — Мимо меня прошла Братц, пританцовывая в своей нелепой мантии, чтобы пожать ему руку. Том взял ее ладонь в свою и крепко сжал. Я ждал, пока они покончат с этим, чтобы захлопнуть дверь перед его носом.
— Вы знаете, что в прошлом году большинство автомобильных журналов признали вашу машину самой загрязняющей? Ваш Lamborghini сжигает галлон бензина на каждые восемнадцать пройденных миль. И это не может быть семейным.
Том бросил на меня взгляд. Я покачал головой.
— Она любит обнимать деревья.
— Lamborghini можно взять напрокат. — Он повернулся к ней.
— Обещай вернуть ее агентству и получить Теслу, и я буду рада видеть тебя у себя.
— Ты заключила сделку. — Том рассмеялся.
Братц приглашающе открыла дверь, отвесив ему небольшой поклон.
— Тогда мое королевство принадлежит вам, мистер Уитфилд.
Его смех усилился. Что, черт возьми, происходит?
— Вообще-то я с семьей. Мы просто проходим мимо, видишь. Я пообещал своим детям, что отведу их в Диснейленд.
Диснейленд был ближе к Чикаго.
— Движение в Анахайме в это время дня безумное. Твоя машина в одиночку вызовет извержение вулкана. Входите, все вы. — Братц открыла дверь шире, игнорируя меня. — У нас есть выпечка. Я приготовлю смузи для детей. Это будет весело.
— Не возражаете, если я это сделаю. — Том обернулся и дал знак Лизе выйти и взять с собой двух ужасов.
— Дядя Рэм-сон! — воскликнул один. Одного из них звали Сайлас, другого Сент.
Я никогда в жизни не слышал большего количества названий белого хлеба.