– Мы никогда не были влюблены друг в друга, Каден. Ты не относился ко мне так, как относятся к тем, кого любят. Это не любовь.
– А то, что ты чувствуешь к нему, – это любовь? Ты знаешь его несколько минут по сравнению с тем, что было между нами.
– С Самкиэлем все иначе. Он бы никогда не причинил мне вреда, что бы я ни говорила и ни делала. Он никогда не причинил бы вред людям, которых я люблю, и не использовал бы их против меня. Самкиэль добрый, хороший, и ему не все равно. Он заботится обо мне и принимает каждую часть меня – прекрасную или уродливую. Он видел меня любой и все равно остался. Ты полностью сломал меня, Каден. Ты делал это при каждом удобном случае. А Самкиэль меня исцелил. – Я не дрогнула под его гневным взглядом. – Это. Любовь.
Он отпрянул назад, как будто я ударила его прямо в сердце. Возможно, так оно и было. В этих проклятых глазах я видела каждую каплю его гнева и разочарования. Комната задрожала, и я поняла, что открыла дорогу для чистой, неподдельной ярости. Я должна была бояться, но мне было все равно.
– Я убедил их позволить мне тебя оставить.
– Что? – ахнула я. – Ты убил Габби, Каден, и если ты убьешь Самкиэля, то я никогда, ни при каких обстоятельствах тебя не прощу. Лучше убей меня, потому что, если ты этого не сделаешь, я не остановлюсь, пока ты не умрешь.
Он оттолкнулся от каменной плиты и отшвырнул книгу в сторону.
– Ты меня простишь. Ты справишься. Я подожду столетия, если придется, но ты будешь моей. Что такое несколько тысяч лет для влюбленных, верно?
– Ты сумасшедший, – выдавила я, борясь с этими проклятыми оковами.
– Любовь, – вздохнул он, – она сводит с ума.
Я открыла было рот, чтобы сказать, что он ничего не знает о любви, но боль заставила меня замолчать. Острые шипы впились в мои руки, ноги и спину, агония пронзила каждый нерв, из горла вырвался хриплый крик. Я лежала там, не в силах пошевелиться, чувствуя, как из меня льется кровь – горячая, густая и наполненная моей нерастраченной силой.
Пещера затряслась, обломки полетели на землю, а в потолке образовалась трещина. За ее зубчатыми краями я увидела незнакомые звезды, пурпурное небо и проблеск красной луны – полной и яркой.
– Каждую тысячу лет пик равноденствия приходится на годовщину Падения. Самкиэль изменил саму вселенную, когда захлопнул миры. Теперь его смерть их откроет. Больше нет границ, нет рамок. Нет защитников.
Последний страж мертв. Защитников больше нет. Больше нет мира.
Слова эхом отскакивали от стенок моего черепа.
Пещера задрожала, земля разверзлась – из неровных трещин, образовавшихся в камне, валил пар. Комната наполнилась оранжевым сиянием и жаром. Каден поднял руку, и Ирвикува надо мной зашевелились. Рядом возвышался каменный алтарь меньшего размера. Азраил шагнул вперед и вставил копье в каменную плиту – вскоре я поняла, что это та же самая форма, с помощью которой оно было изготовлено.
Винсент и Кэмерон не двигались, наблюдая за Азраилом. Два Ирвикува кружили вокруг меня, держа две круглые чаши. В глазах у меня помутилось, тело обмякло и ослабело. Я поняла, что в эти миски они собирали кровь. Мою кровь.
Ирвикува вытянулись на когтистых лапах, заливая мою кровь в каменную форму с копьем. Перед глазами темнело, и я то впадала в бессознательное состояние, то снова возвращалась в реальность. Воздух сотрясался от оглушительного гула. Я заставила себя открыть глаза и увидела, как Каден поднимает копье.
Оно больше не было покрыто металлом и сияло ослепительным светом. Вдоль древка светились рунические знаки, а с обоих концов торчали острые изогнутые лезвия.
– Оно прекрасно. Надеюсь, ему будет больно, пока я буду разрывать его на куски.
– Когда я выберусь отсюда, я убью тебя, – простонала я, натянув цепи с наручниками так сильно, что у меня лопнула кожа.
– Нет, потому что, когда ты очнешься, я буду единственным, что останется у тебя в этом несчастном мире.
Каден посмотрел на кроваво-красную Луну над нашими головами. Легкое движение запястья, и его тело облачилось в тяжелую, шипастую броню, увенчанную рогатым шлемом. Красные глаза смотрели на меня из-за забрала. Ирвикува начали выть и тявкать, их визги и улюлюканье эхом разносились по пещере.
Ко мне пришло осознание, и мой желудок сжался. Я ошибалась, очень ошибалась насчет него.
– Азраил, оставь свою дочь здесь, пока мы не вернемся за вами обоими. Ей запрещено уходить, – скомандовал Каден.
Азраил кивнул. Он был солдатом, подчиняющимся приказам, а не отцом.
Я с трудом повернула голову в сторону Кадена.
– Я знаю, кто ты, – прошептала я.
Он протянул когтистую руку в перчатке и убрал волосы с моего лица.