А по этим телам уже ступали ноги — босые и в сапогах, в обмотках и тяжелых деревянных башмаках, в стоптанных женских туфлях и мягких тапках, когда-то приятно согревавших старческие ноги холодными вечерами. Сухонькая, невысокая старушка подхватила упавшую алебарду и с размаху опустила ее на подставленный гвардейцем щит — в стороны брызнули обломки, упала на землю отсеченная рука. Гвардеец взвыл, уже не глядя отмахнулся мечом, чуть ли не случайно задев его кончиком горло старухи — та упала, но те, что двигались за ее спиной, тут же довершили начатое старческими руками дело.
Все новые и новые отряды гвардейцев переходили мост и тут же попадали в мясорубку, теряя бойцов сотнями. Зачарованные тоже продолжали нести потери, теперь не идущие ни в какое сравнение с тем, что было раньше. Не раз и не два подставленный клинок или обух топора отбивал арбалетные болты. Только белооперенные эльфийские стрелы продолжали косить мятежников, не делая ни единого промаха.
В считанные минуты «волки» пали почти все, их буквально захлестнуло волной стали — зачарованные, пройдя по их трупам, врезались в шеренги «медведей». Этим бойцам удалось сдержать страшный удар и даже на какое-то время потеснить красноглазых. Но и великаны в тяжелой броне вряд ли долго продержались бы…
То здесь, то там возникали завихрения огня. Отчаявшись, старшие магистры прибегли к последнему, самому действенному средству — и почти два десятка огненных элементалей, от крошечных, размером чуть больше локтя, до вполне серьезных, ростом выше человека, двинулись на зачарованных. «Медведи» пропустили их, стараясь не попасть в объятия пламенных рук. Но красноглазые не только не дрогнули — они с воем бросились на духов огня, когда железом, а когда и голыми руками впиваясь в их клубящиеся пламенем тела…
— О Торн… Что это, Сандор?!
— Это боевое безумие, герцог, — Сандор сделал отталкивающий жест рукой, и тяжелый булыжник, который должен был неминуемо упасть им на головы, отлетел назад и рухнул в толпу зачарованных, придавив по меньшей мере четверых. — Человек, на которого наложено такое заклятие, двигается очень быстро, его сила возрастает в несколько раз, а все чувства, боль, страх, неуверенность — заменяются бешенством. Оно действует недолго, несколько минут, после этого человек теряет все силы… иногда даже умирает.
— Вы хотите сказать, что через несколько минут его армия падет?
— Я бы не стал на это рассчитывать, — бросил Сандор.
Теперь ему приходилось отражать куда больше метательных снарядов, чем в начале боя. — Поймите, герцог, я не смог бы одновременно наложить такое заклятие и на пятерых… ну, может быть, на пятерых смог бы, но не более. Поэтому нам следует готовиться к худшему…
— Я не брошу в бой «коршунов», — вдруг мрачно заявил маршал. — Эти демоны… они расправились с латниками, легкую кавалерию они просто сметут.
И действительно, последние очаги сопротивления там, куда пришелся удар тяжелой конницы, уже угасали. Две тысячи тяжелых кавалеристов, столь неосмотрительно брошенных в атаку своим командиром, ушли в небытие, и толпа зачарованных, чьи глаза пылали адским пламенем, сомкнулась над телами павших. А потом взоры их устремились в сторону берега, где «медведи», медленно отступая, из последних сил сдерживали натиск врага…
Берг бросил взгляд на поле боя. Все шло по плану… Еще несколько минут, полчаса, час… и имперцы сломаются. Побегут. Жаль, что вся армия, которая сейчас была погружена в боевое бешенство, погибнет. Ни один живой человек не вьщержит разрушающего действия заклятия, да еще наложенного на столь длительный срок. Но это было не важно — он ввел в бой всего лишь половину войск, остальные, свежие, не принимавшие участия в битве, готовы выполнить любой его приказ. А эти… они выполнили свою задачу, и ими можно пожертвовать.
Конечно, Берг понимал, что его план вполне мог и провалиться. Если бы этот хваленый Сандор сумел разгадать его план и воспрепятствовать ему… Впрочем, и на этот случай у Берга было припасено несколько сюрпризов, ни один из которых наверняка не доставил бы Архимагу удовольствия.
Он спокойно смотрел, как его солдаты теснят имперские полки, как кое-кто из этих гордецов, изрисовавших свои щиты головами волков и медведей, уже бьется, стоя по колено в воде. Как падают латники, один за другим, и редко кому из них, опытных, закаленных в боях ветеранов, удается прихватить с собой в Чаровы пещеры хотя бы двоих-троих противников.
— Бегите, — прошептал он, глядя на холм, где стояли Сандор, имперский маршал и несколько десятков их прихвостней. — Бегите… пока я разрешаю вам сделать это…
Глава 13
Барон Тоддт. Переправа через Вирену
Замок покинули рано утром. Рон отчаянно зевал, выспаться этой ночью ему не удалось, хотя он ни в малейшей степени об этом не сожалел. Скорее его беспокоило другое — Айрин, словно монашенка, вознаграждающая себя за годы воздержания, выжала его, как лимон, и угомонилась только под утро, положив голову ему на плечо. А сам он, боясь шелохнуться, чтобы ненароком не потревожить ее дрему, так и пролежал до рассвета с открытыми глазами. Сон не шел… и ему было невыразимо приятно просто так лежать, устремив невидящий взор в сторону тяжелого шелкового балдахина широкой постели, чувствовать, как теплая, нежная любимая женщина прижимается к нему, что-то бормоча во сне, как ее мягкие волосы касаются его кожи… И слышать биение ее сердца, находящегося теперь так близко.
Первые лучи солнца, с трудом пробившись сквозь цветные стекла узкого окна, упали на ее лицо, и Айрин открыла глаза. Потянувшись, как кошка, она еще теснее прижалась к нему, чуть не мурлыча от счастья. Да и сам он, мужчина, далеко перешагнувший порог тридцатилетия, был просто непозволительно счастлив. И наслаждался этими последними минутами тишины и покоя.
А потом вдруг все кончилось — протрубил горн, возвещавший о смене стражи, забегали люди, гремя оружием, где-то за окном заржали кони, с пронзительным скрипом опустился подъемный мост… Надо было вставать и снова отправляться в путь, в неизвестность, туда, где, возможно, совсем не будет ни времени, ни сил для любви.
Спустя всего лишь час, ушедший на короткие сборы и легкий, необременительный завтрак, путники выезжали из ворот замка. Теперь их отряд представлял собой внушительную силу — помимо самого барона к Рону и его друзьям присоединился десяток баронских гвардейцев, парней ладных, уже знающих, что такое хорошая драка, с отменным оружием и на прекрасных конях. Если раньше Рон не без основания предполагал, что втроем они могут не опасаться грабителей или иных искателей легкой наживы, то теперь они, пожалуй, не отступили бы и перед серьезным отрядом врага. Почему-то Сейшел не сомневался, что такая встреча неминуема — да это было и неудивительно: война стремительно катилась по Империи, и то, что сталь пока еще не звенела, было скорее отсрочкой. Рано или поздно война придет и сюда. Если некромант не будет остановлен.
Кавалькада уже втягивалась в лес, когда позади раздался топот копыт. Их нагонял всадник… вернее, всадница. Девушка верхом на довольно невзрачной лошадке — этому отродью конского племени куда больше подошла бы соха, чем верховое седло. К тому же лошадь была на последнем издыхании, судя по всему, ее гнали нещадно.
Да и всадница, пожалуй, была не в лучшем состоянии. Волосы девушки, когда-то золотистого цвета, теперь были изрядно припорошены пылью, платье, явно старое и латаное, не отличалось чистотой, а миленькое личико носило следы усталости, боли и чего-то еще. Рон видел такие лица — бывает, загулявшая толпа наемников срывается с цепи, настойчиво ищет женской ласки… Вот у женщин-то, тех, что не сумели вовремя спрятаться от разгулявшихся искателей «веселых» приключений, наутро такое выражение и бывает — ненависть, отвращение, бессилие…
— Элла? — недоуменно спросила Айрин.