Из раздумий заставил вынырнуть нарастающий стрекот кузнечиков, словно прыгающие крылатые твари всем скопищем несутся навстречу. Вдали из-за нагромождения валунов появилось густое сизое облако. Оно быстро приближалось, увеличиваясь в размерах, будто ветер катил по земле клуб спутанных сухих веток, неустанно наматывая на него пожухлую траву и поднимая серую пыль. Только ветра нет, и пыль в пустоши жёлтая.
Раздался отрывистый хлопающий звук, облако потемнело.
Малика проснулась, закрутила головой. Адэр остановил машину, закрыл окно. Сквозь свинцовую пелену вырисовывались размытые очертания человека, не размашисто шагающего, не бегущего… Обман зрения? Адэр до рези в глазах всматривался в дымчатую завесу. Не обман — человек ехал на мопеде!
Мужик — в картузе, надетом задом наперёд, и в больших, почти во всё лицо очках с выпуклыми стёклами — на секунду притормозил возле автомобиля и что-то крикнул. Крутанул ручку и был таков.
Адэр проводил взглядом облако, плюющее дымом:
— Что он сказал?
— Вроде бы пригласил в гости, — ответила Малика.
Адэр разложил карту, посмотрел на компас. Ошибки нет, они едут по самому бедному району страны, который так и называется — Бездольный Узел. Тот, кто придумал название, обладал хорошим чувством юмора или был, по крайней мере, наблюдательным. Если шесть приисков, безлико обозначенных цифрами, соединить одной линией, получится петля. И раз они не сбились с дороги, то откуда среди беспросветной нищеты взялся селянин на мопеде?
Адэр бросил карту через плечо, схватился за руль и со вспыхнувшим интересом погнал машину к горизонту.
Часть 09
На крыльцо охранительного участка вышел командир стражей порядка: ростом до верхнего бруса дверного косяка; в плечах косая сажень; шея крепкая, жилистая, как дубовый сук. Одёрнув тёмно-зелёную рубаху так, что на мощной груди затрещала ткань, командир упёр кулачищи в бока и окинул улицу взглядом.
Над крышами — соломенными и дощатыми, покрытыми серым сланцем и серебристым железом — краснело солнце. От дома к дому тянулась паутина проводов — селяне делятся с соседями светом. При таком раскладе лампочки горят не в полный накал, и поздним вечером нельзя вышивать или писать письма, или выполнять любую другую работу, требующую напряжения глаз, но лучше такое освещение, чем свет керосиновых ламп.
С высоты крыльца охранительного участка хорошо просматривались чистые квадраты дворов, посыпанные белым морским песком и обнесённые каменными оградами; где-то камни лежали глухими ровными рядами, словно соты, а у кого-то заборчик походил на ажурное вязаное полотно.
Кое-где перед домами буйствовали яркими красками цветники. Здесь живут истые хозяева, раз не поленились дойти до моря, собрать выброшенные на берег водоросли и удобрить скудную почву. У таких и огороды, как у климов, с густой сочной зеленью, ни клочка земли не видно. Но о климах селяне не любят вспоминать — на душе становится тошно.
Страж посмотрел в другую сторону.
Возле хлебной лавки о чём-то судачили бабы: на худощавых фигурах неброские платья; на шеях пёстрые платочки; на ногах башмаки с большой пуговицей на тупом носке; в руках плетёные из лозы кошёлки. И вряд ли ошеломляющая новость собрала товарок в кружок, скорее бабья слабость — чесать языками при любом удобном случае.
Перед витриной со сластями молчаливо толкались детишки. Сжимая в ладошках монетки, никак не могли решить, на что потратить своё «состояние». Чей-то пальчик указал на ярко украшенный пряничный домик, щедро политый мёдом и покрытый глазурью, и детвора загомонила, будто стайка взбудораженных воробьёв.
У калитки постоялого двора комнатная девка лениво трясла половик, сшитый из пёстрых обрезков ткани. Из окна гаркнул хозяин, и девка, перебросив коврик через плечо, поплелась на задворки.
С заднего двора банка выехали две машины с тезарскими флажками на капоте. Первую в округе прозвали «сундуком»: прямоугольная, как ящик; спереди узкая полоска стекла; сзади дверца; по бокам скобы; в серёдке драгоценные камни, которые прииск сдал в банк. Вторая — с большими тёмными окнами для хорошего обзора изнутри. В ней охрана, сколько человек и как они выглядят — никому не ведомо, этого не знает даже командир стражей.
Не успели банковские машины скрыться за поворотом, как с другой стороны улицы донёсся звук мотора.
Адэр вёл автомобиль по непривычно широкой улице, глядя то на баб и детишек, сгрудившихся перед магазинами, то на могучего стража, стоявшего на крыльце охранительного участка. За окном проплыли трактир, постоялый двор и неизменно белое здание банка с объявлением на двери: «Только для прииска». Остановиться бы да спросить, где живёт начальник, но тут чересчур людно — лишний шум пока ни к чему.
Вдоль дороги теснились опрятные дома с узорчатыми оградами из камня. Девочки в ярких платьях прыгали через скакалку, громко выкрикивая считалки. Мальчишки в клетчатых штанах и в рубашках, расстёгнутых до пупка, гоняли на велосипедах, раскручивая трещотки, от которых звенело в ушах.
Адэр свернул на другую улицу и затормозил перед сидящим на лавочке стариком:
— Как называется ваше селение?
Селянин поднялся, снял выгоревшую на солнце кепку и с гордостью произнёс, как гимн пропел:
— Прииск «Рисковый». — Улыбнувшись, добавил: — Заходите в гости.
— Благодарю, в следующий раз непременно зайдём, — ответил Адэр. — Не подскажете, как проехать к дому начальника прииска?
Селянин принялся водить расположенной плашмя ладонью из стороны в сторону, будто елозил тряпкой по столу:
— Поворот сюда, потом туда. Раз-два. Третий поворот сюда, а там и дом. Увидите резной конёк на крыше — значит, не ошиблись.
Вскоре Адэр вёл машину по нужной улице, выискивая конька. Хорошо, если он будет большой и сразу бросится в глаза. Нет, всё-таки маленький: старик сказал бы «конь», а не «конёк».
Достигнув конца улицы, Адэр развернул автомобиль и поехал ещё медленнее, барабаня пальцами по рулю. Терпение иссякало.
— Заходите в гости, — раздался женский голос.
Адэр ответил селянке: «Непременно», и поинтересовался, где дом начальника прииска.
— Вы его проехали. — Селянка вскинула руку. — Видите крышу с резным коньком?
— Просто скажите, какой по счёту дом, — произнёс Адэр жёстким тоном. Должно быть, этот злополучный конь совсем крошечный, раз он его не заметил.
— Четвёртый, — пробормотала селянка и торопливо пошла вдоль забора.
Никаких коней на доме не было. К верхнему углу крыши прибита тонкая доска — полукруглая, как раскрытый веер, с вырезанными насквозь завитушками.
Адэр пробежался взглядом по низкой изгороди, по старым каменным стенам, по ситцевым занавескам и глиняным горшкам с цветами. Сбоку дома под навесом из парусины стоял видавший виды мотоцикл.
Между дощечками калитки протиснулась собачка — ушки надломленным зонтиком, хвостик торчком — и мягко так: «Тяв».
Из окна выглянула женщина. Отодвинув цветок с разлапистыми листьями, спросила: