За дверью послышались голоса.
— Это за мной, — сказала Малика и поднялась. — За вами придут, когда стемнеет. Днём пещерные крысы не нападают на людей.
Адэр схватил её за руку:
— Постой. — Сжал холодные девичьи пальцы. — Обещаешь за мной вернуться?
— Обещаю.
— Я буду ждать.
Когда Жердяй вывел Малику из лачуги, Адэр уткнулся лбом в согнутые колени и обхватил голову руками.
Малика всё поняла.
Скользнула взглядом по пенным облакам. Мун говорил, что даже у белого цвета есть оттенки, а небо бывает ярко-синим, бирюзовым, лазурным или серебристо-голубым.
Посмотрела на солнце, зависшее над горной вершиной, похожей на горлышко бутылки. Цвет солнца зависит от высоты над горизонтом. Интересно, какое оно сейчас?
Малика, как и любая незамужняя моруна, различала цвета, но видела мир сквозь мутную плёнку, которая странным образом делала краски тусклыми, будто разведёнными грязной водой, и при этом не искажала чёткость окружающей картины. Лишь познав плотскую близость с любимым и любящим мужчиной, моруна постигает всё разнообразие цвета и его великую силу.
Взгляд Малики перескакивал с костра на горы, с торчащего из расщелины кустика на шумную стайку пичуг. Она старалась сохранить в памяти все размытые краски без оттенков. Скоро она погрузится в серый мир, ибо принесёт себя в жертву. Только так она сможет отомстить бандитам.
Жердяй толкнул её:
— Пошла!
Малика вдохнула солёный воздух и направилась к крайней лачуге, возле которой её ждали обитатели лагеря.
Внутри хибары вдоль стен лежали горбатые тюфяки, валялись рваные одеяла и грязное тряпьё. На перевёрнутой бадье сидел седой ребёнок.
— Уйди, Вайс, — попросила Малика.
Мальчуган сполз на землю, втиснулся в угол и сжался в комок.
Хлопнула дверь. В лачуге сгустился и потемнел воздух. Малика повернулась к мужикам.
Молчат и прерывисто дышат. Глазеют слащаво, с вожделением. Жердяй облизнулся, покосился на пижона в кепке и алом платке на шее. Лысый голодранец сплюнул через губу. Хлыст толкнул локтем Осу. Оса кивнул человеку в брезентовом плаще и капюшоне, скрывающем лицо.
Пока похотливая братия, удерживаемая силой взгляда, переминалась с ноги на ногу, пыхтела и потерянно мялась — Малика считала. Шестеро… Один дежурит возле лачуги Адэра. Двое, сидя у расщелины, сторожат пленников. Один прячется на вершине утёса. Наверное, ещё двое засели где-то на подступах к лагерю. Итого двенадцать. Достаточно свести с ума четверых, чтобы они перегрызли остальным глотки.
С двумя будет покончено здесь же, в этой лачуге. Следующими будут сторож Адэра и надзиратели горемык. Затем испустят дух караульные. Тот, что дежурит на утёсе, вероятнее всего, бросится в бега. Ну и чёрт с ним… Потом четверо безумцев передерутся. В конечном счёте, останется один. Она сама убьёт последнего.
Адэр отправится на поиски машины, а она, ссылаясь на недомогание, останется в лагере, чтобы привести в исполнение свой смертный приговор. Только прыгнет не в море, а на камни. Она сама остановит своё сердце, ибо совсем скоро её чувства умрут, исчезнет смысл бытия.
Ей суждено пробыть в сером мире всего пару часов. Два часа из двадцати двух лет — вычет невелик. А значит, жизнь прошла не зря.
Оса похрустел пальцами, приблизился с показной бравадой. Растянув рот в ехидном оскале, так и замер, приоткрыв изреженный ряд жёлтых зубов.
— Не смотрите ей в глаза! — гаркнул человек в плаще. Подскочил к Осе и оттолкнул его в сторону. — Не смотри ей в глаза!
Слишком неожиданным и сильным был удар в лицо. Всхлипнув, Малика отлетела назад, затылком впечаталась в стену и сползла на пол. В ушах загудело.
«Твою мать…» — «Какого хрена…» — «Бурнус! Совсем сдурел?»
— Это моруна, — произнёс человек в плаще и опустился перед Маликой на корточки.
— Брось, — насмешливо проскрипел Оса. — Моруны все сдохли.
Бурнус скинул капюшон и открыл взору Малики смоляные волосы, правильное, с тонкими строгими линиями лицо и серые, как сталь, глаза. Перед ней сидел ветон — представитель древнего народа.
— Хотела обуть нас на обе ноги? Не выйдет, — процедил он сквозь зубы и бросил через плечо: — Такая, как она, свела моего прадеда в могилу.
— Хватит лясы точить, — возмутился прыщавый голодранец. — Хочешь быть первым — давай. Не задерживай очередь.
— Стадо идиотов, — прошептал Бурнус и поднялся. — Моруны превращают мужиков в рабов. Вы хотите стать её рабами?
Бандиты переглянулись.
— Сказки всё это, — отозвался Жердяй. — Не встаёт на девку, отвали.
— Моруну нельзя брать против её желания, — встрял в разговор пижон с платком на шее. — Слышали о проклятии? У того, кто её изнасилует, крыша едет.
— И ты отвали, — выпалил Жердяй.
— И отвалю, — огрызнулся пижон и вышел из лачуги.
— Я слышал, что у морун светлые волосы, — сказал прыщавый голодранец.
— А глаза? — спросил Бурнус.
— Ну, чёрные. И что? — Хлыст пожал тощими плечами. — У нас в «Горном» баба жила. Глазищи были как два угля. Мужики к ней через одного бегали. И ничего, никто не чокнулся.
— Мужики бегали, а она принимала, — упирался Бурнус. — В проклятии говорится о насильниках.
— Да разве ж баба лежит как стелька, коль не по желанию? — прогнусавил прыщавый.
— И то верно, — согласился Оса. — Девка ждёт, а мы яйца парим.
— Ага, ждёт, когда ты вдуешь, — усмехнулся Бурнус. — Если уж проклинать, то наверняка.
Хлыст навис над Маликой:
— Эй! Шалава! Рассуди нас с братками: ты моруна или нет?
Прыщавый почесал в паху:
— Так она тебе и скажет.
— Брехня всё это, — обозлился Жердяй. — Нет морун и баста! А если у вас кишка тонка, не мешайте. — За лодыжки оттащил Малику от стены. Навалился сверху. — Да что ж ты трясёшься? Неужто под мужиком не была?
Малика запрокинула голову. Мальчишка, глядя на неё, беззвучно шевелил губами.
— Вайс, отвернись.
Жердяй заёрзал, втискиваясь между её ног:
— Дурочка… расслабься.
— Сынок! Отвернись! — взмолилась Малика.
Жердяй оттянул ворот её платья, уткнулся носом в шею:
— А пахнешь-то как! — Лизнул. — Ах, ты ж моя сладость.
Прижался щекой к её груди:
— Сердечко бьётся… — Заскользил пятерней по ноге Малики, приподнимая подол платья. Выдохнул: — Ох, ты ж Боже мой…
Скрипнула дверь.
— Я вспомнил! — прозвучал от порога голос пижона. — На спине моруны должны быть письмена.
— К чёрту письмена, — простонал Жердяй.
— Жердяй! — сказал Бурнус. — Давай посмотрим.
— К чёрту!
— Жердяй! — гаркнул Хлыст.
Взвыв, бандит сполз с Малики. Перекатил её на живот. Рванул платье.
Она знала, почему мучители затаили дыхание. На её пояснице не просто письмена. По телу бегут строчки, бледнеют, на их месте появляются новые фразы на разных языках и наречиях. Она не могла их прочесть и тем более запомнить, но чувствовала, как ежесекундно раздвигаются границы её сознания, и понимание многих вещей возникает непостижимым образом из ниоткуда.
«Дьявол!» — «Что это?» — «Ведьма…» — «Ну её на хрен!»