— Она не девка.
— А кто же?
— Вы не имеете права вмешиваться в мою личную жизнь.
И тут Адэра понесло:
— Пока ты здесь, у тебя нет и не будет личной жизни. Втиснул меня в плюшевый трон, лишил свободы, а сам собрался жить, как раньше? Развлечения, девицы…
— Я никогда так не жил.
— …Ужины при свечах, бурные ночи. Пока я не взойду с достоинством на настоящий трон в настоящем дворце и не выгоню тебя к чёртовой матери, ты не имеешь права думать о личной жизни!
Вилар побледнел, оттянул воротник сорочки.
Адэр осушил бокал и уже спокойно спросил:
— Куда сегодня ездил?
— Хотел найти хоть одну нормальную дорогу.
— Нашёл?
— В окрестностях замка — нет. Дальше поехать не рискнул, в двигателе появился… — Устремив взгляд поверх плеча Адэра, Вилар умолк на полуслове.
Адэр оглянулся. Из-за куста на край лужайки вышла Малика. Её лицо вытянулось, руки, приподнимающие подол, мелко задрожали.
— Прошу прощения, — пробормотала она после секундного замешательства и попятилась.
— У Малики сегодня день рождения, — прозвучал охрипший голос друга.
Адэр нахмурился. У Вилара свидание с Маликой? Ну и дела… Как же он, правитель, может уследить за тем, что происходит в стране, если не видит, что творится под самым носом?
— Малика! — позвал Адэр и вновь наполнил бокал.
Прошуршала ткань платья, сбоку замерло серое пятно.
— Сколько тебе исполнилось?
— Двадцать три, мой господин.
Адэр не мог взять в толк, почему друг так нервничает. Сидит мрачнее тучи, на скулах ходят желваки. И этот стол… вино, конфеты, фрукты… Неужели Вилар испытывает какие-то чувства к девице без роду без племени?
— Полагаю, нужен ещё один стул, — произнёс Адэр.
Вилар тяжело поднялся и побрёл через лужайку.
— Сядь, — приказал Адэр серому пятну.
Малика опустилась на краешек сиденья. Идеально ровная спина, расправленные плечи, голова опущена. Сама невинность. Артистка…
— В огромном саду, в одном и том же месте, в одно и то же время я, маркиз Бархат и ты… Не находишь странным?
— Вельма сказала, что здесь меня ждёт сюрприз.
Сюрприз ждал, но только не её. Из окна кабинета Адэр видел, как Вилар приехал с сиделкой Малики. Затем ввели в заблуждение слова Гюста и путаная беседа с другом. И теперь Адэр мысленно смеялся над своей невесть откуда взявшейся завистью к чужому успеху у какой-то сиделки. Ведь в сад его заставило ринуться не что иное, как нежелание делить с Виларом свою избранницу на ближайшую ночь.
— Но я не думала… — Малика заметно смутилась.
— Что сюрприз — это я, — закончил фразу Адэр. — Ты надеялась найти здесь одного маркиза.
Она зарделась:
— Я пришла сюда не по своей воле.
— Разве?
— Конечно! — с непонятной горячностью воскликнула Малика. — Вельма обманом выпроводила меня из комнаты. Она считает, что мне надо больше находиться на свежем воздухе. Но я люблю гулять рано утром, когда только-только встаёт солнце.
— Странная причуда.
— Это не причуда.
Адэр изогнул бровь.
— Вы вряд ли меня поймёте, — тихо промолвила Малика.
— Всё зависит от того, как ты объяснишь.
— Хорошо. Я попытаюсь. Моя жизнь идёт по кругу. Днём, как любой человек, я допускаю промахи…
— Промахи в чём?
— В поступках, суждениях или мыслях, — сказала Малика и умолкла.
— Продолжай.
— Днём допускаю промахи, вечером о них жалею, ночью набираюсь ума, утром радуюсь новому дню и возможности исправить ошибки. Именно этот кусочек моей жизни мне нравится больше всего. Поэтому я люблю встречать рассвет.
Адэр допил вино, со стуком поставил бокал на стол:
— И странное мировоззрение. Впервые вижу человека, для которого восход солнца является символом сомнительных возможностей.
— А что для вас значит рассвет?
— Абсолютно ничего. На рассвете я сплю.
— Неправда. Каждое утро, возвращаясь из сада, я вижу вас в окне вашей спальни.
Адэр откинулся на спинку стула. Рассудок возмутился — плебейка уличила его во лжи.
— Я наблюдаю, как одна полоумная особа нюхает траву и обнимается с деревьями. И жалею, что не отправил её вместе с Вайсом в психиатрическую клинику.
Малика улыбнулась.
Захмелевший разум заставил впиться глазами в девичьи губы. Совсем некстати вспомнился спор между сокурсниками. Одни утверждали, что пухлые губы у женщины — признак строгости и умеренности. Другие твердили о признаке истеричности и доминирования. Третьи говорили о страстных натурах, притом страстных до крайностей. Кто-то доказывал, что обладательница пухлых губок воспринимает окружающий мир чувствами и чувствами живёт.
Так кто же Малика: холодная, расчётливая змея или искусно завуалированная блудница?
— Ты спишь с ним? — спросил Адэр.
— Что?
— Ты спишь с маркизом?
Малика вскочила:
— Кто дал вам право…
— Сядь! — перебил Адэр.
— Как только вернётся Йола…
— Сядь!
Малика опустилась на стул и вздёрнула подбородок:
— Как только вернётся Йола, мы с Муном покинем замок.
— Это уж как я решу.
— Людям, которые вместе пережили страшную ситуацию, нельзя быть рядом. Они вызывают друг у друга неприятные воспоминания.
— В этом ты права. Я никогда не забуду, как ты обещала за мной вернуться и не сдержала слово.
— Простите, — сказала Малика тоном, с каким люди не извиняются, а бросают вызов.
— Слушай внимательно. Я вынес из лагеря не тебя, а нечто замотанное в грязную дерюгу. Это нечто я хотел оставить в долине, но пожалел мальчишку. И только в клинике Ларе я решил украсть тебя у смерти. И ты уж постарайся, чтобы я никогда не пожалел об этом. — Адэр взял бутылку. — Можешь идти.
За спиной затихли шаги, где-то в зарослях тоскливо засвистела пичуга. Не отрываясь от горлышка, Адэр допил вино, облокотился на стол и уткнулся лбом в кулаки.
Рука скользила по старой скамье. Надо же, сумели отремонтировать! Витиеватый рисунок — листочек к листочку, лепесток к лепестку — без каких-либо видимых изъянов выглядел так, как было нарисовано в старой книге. Только в те далёкие времена скамья стояла под раскидистым деревом с яркими листьями. Мун говорил, что они бархатисто-изумрудного цвета. Он часто рассматривал рисунки вместе с Маликой. Она тыкала пальчиком, а он пытался объяснить, чем отличается один цвет от другого.
Будучи маленькой девочкой, Малика не расставалась с этой книгой. Стоя на аллее перед высокой лестницей, перелистывала истёртые страницы, находила нужную картинку и не верила глазам. Неужели замок когда-то выглядел именно так? Лестничную площадку перед центральным входом украшали вазоны с пёстрыми цветами, по обе стороны двери светились фонари в кованых оправах, на крыше развевался флаг Грасс-Дэмора, стены без разводов и пятен были по-настоящему серыми — единственный цвет, оттенки которого различала Малика.
Она бежала в сад, усаживалась на каменные обломки скамьи, открывала очередной рисунок и печально вздыхала, поглядывая на искорёженный пень.
Детство пролетело незаметно, давние привычки отошли в небытие, старая книга затерялась в библиотеке. Сейчас, спустя много лет, Малика вспомнила о ней. Замок постепенно принимал былой внушительный вид, сад радостно шуршал листвой, пень выкорчевали и на его место посадили молоденькое деревце, его тонкие ветви отбрасывали паутину теней на восстановленную скамью.