Малика провела пальцами по каменным бабочкам и пчёлам и подняла глаза. Солнце спряталось за деревьями, но последние лучи ещё озаряли кроны. Когда землю укроют сумерки, краски станут размытыми, именно такими, какими она их видит. И от этого на душе становилось тоскливо. Лишь восходящее солнце дарило надежду, что скоро наступит день, когда она встретит того, единственного, кто вырвет её из тусклого бытия. Только взаимная, чистая и беззаветная любовь позволит ей постичь всё великолепие мира. Теперь надежды нет…
Раздался треск ветки. Малика напряглась. Ей незачем оглядываться — она знает, кто стоит за спиной.
— Что тебе сказал Адэр?
— Ничего.
— Он тебя чем-то обидел?
— Нет. Мы почти не разговаривали.
Вилар обошёл скамью и встал перед Маликой:
— Почему ушла?
— Я себя неловко чувствую в обществе мужчин, — сказала она и поднялась.
— Я тебе неприятен?
— Как такое могло прийти вам в голову?
— Я не мужчина твоей мечты.
— О вашем внимании мечтают многие женщины, но ваш интерес к простой девушке, как я, ни к чему хорошему не приведёт.
Вилар притянул Малику к себе:
— Тебе мешает мой титул?
Она упёрлась ладонями ему в грудь. Под пальцами чувствовалось сбивчивое дыхание и сильные удары сердца.
— Я хочу уйти.
— Могу ли я надеяться, что ты рассмотришь во мне обычного человека?
— Отпустите меня.
Вилар ещё крепче прижал Малику к себе, еле ощутимо коснулся губами её щеки:
— У меня есть надежда?
— Нет, — ответила она. Высвободилась из объятий и торопливо пошла по саду, тусклому и размытому, как её будущая жизнь.
Часть 21
В конце огромного холла, возле входной двери, рядом с Гюстом и охранителем стояли трое селян в поношенной пыльной одежде и стоптанной обуви: молодая женщина и два старика. Один старик щупленький, маленький; второй — краснощёкий бородач.
Заметив спускающегося по лестнице правителя, женщина поправила на голове выцветший платок, толкнула спутников. И все трое низко поклонились.
— Что за люди? — спросил Адэр у подбежавшего Гюста.
— Просят встречи с вами.
— Что им надо?
— Говорят, ищут справедливость.
Адэр посмотрел на согнутые в три погибели фигуры. Им не к нему — к Малике. Она выслушает их со вниманием, вместе с ними погорюет, а потом скажет, что в Порубежье справедливости нет.
— Выгнать? — спросил Гюст.
Ничего не ответив, Адэр проследовал в кабинет. Взялся было за очередные отчёты, но, немного подумав, приказал привести селян.
Стоя возле двери и глазея то на Адэра, то на охранителя, старики мяли в руках фуражки. Селянка теребила уголки платка.
— Слушаю, — сказал Адэр.
Бородач толкнул приятеля в плечо и что-то шепнул ему на ухо.
Щупленький старичок сделал полшага вперёд:
— Мой правитель! Нижайше прошу рассудить моё дело по справедливости. Я живу в Истве, в землях графа Вальбы. Селение маленькое. Пять улиц. Улицы длинные, прямые, широкие.
Адэр придвинул к себе документы и принялся выискивать выписки из банка.
— От дома к дому через улицу двадцать шагов будет, — говорил мужик. — Далеко видно, и можно объехать любую яму. А граф Вальба не объехал.
Адэр вытащил из стопы два листа:
— Что не объехал?
— У меня собачонка есть. Малюсенькая такая, в любую щель пролезет. Только заделаю дырку в ограде, она другую найдёт. Выбежит на улицу и так звонко лает.
— Граф Вальба сбил твою собачонку? — спросил Адэр, пробегая взглядом по цифрам.
— Я кричу ей, мол, давай назад. А она, знай себе, звенит колокольчиком, внука на улицу кличет.
Адэр перевёл взгляд на старика.
— Внучок выскочит за ней, на руки подхватит и айда на двор. И так ему весело было… А тут не успел. — Селянин вытер фуражкой глаза. — Положили мы внучка в холодную землю. Могилку оградкой обнесли. Теперь у него свой двор. Теперь собачонку к нему в гости приносим.
— Когда это случилось?
— Аккурат в День Встреч.
— Когда?
— В последний день зимы, когда зима с весной встречается.
Адэр застучал пальцами по столу. Граф Вальба… Граф Вальба… Он был на приёме! Значит, избежал наказания.
Словно прочтя его мысли, мужик продолжил:
— Пошёл я в суд. Сын-то мой аккурат перед этим на заработки в Бойвард подался и ничегошеньки не знал, а у невестки от горя ноги отказали. Я сам пошёл. Потом ещё пять раз ходил. Хотел, чтобы повинился граф. А ещё хотел, чтобы он по нашей улице больше не ездил. У соседки двое детишек. Напротив четверо, мал мала меньше, от земли не видать. Через дом ещё двое. Так вот, ходил я в суд, а графа всё не было. А потом мне дали бумагу.
Старик вытащил из рукава рубахи сложенный лист, нерешительно переступил с ноги на ногу. Адэр подозвал его жестом.
Покосившись на охранителя, селянин пересёк кабинет и положил лист на стол:
— Вот эту.
Адэр развернул документ. Несчастный случай…
— Я не пересматриваю решение суда.
— Получается, граф не виноват? Ямки объезжает, а тут, получается, не виноват?
Адэр ещё раз пробежался взглядом по строчкам:
— Тебе надо было обжаловать решение. Сейчас уже поздно, сроки истекли.
— А мне ж никто не сказал, — пробормотал селянин и попятился.
Бородач обхватил его за плечо и что-то прошептал на ухо.
— На суд можно пожаловаться? — спросила женщина, и в заплаканных глазах вспыхнула надежда.
— Можно. За судом первой инстанции идёт высший суд. Затем верховный суд.
— Чё-то я не разберу. Я могу пойти и пожаловаться?
Адэр потряс в руке документом:
— Я непонятно сказал? Сроки истекли.
— А я не по этому делу. По другому.
— Когда вынесли судебное решение?
Селянка глянула на мужиков:
— Когда?
— Два месяца и неделя, — напомнил бородач.
Женщина повернулась к Адэру:
— Два месяца и неделю назад.
— Поздно жаловаться.
Селянка поникла.
— Рассказывай, — велел ей бородач. — Забыла, зачем пришла?
Она вытерла уголком платка нос, шагнула вперёд:
— Я выросла в Истве, живу с мужем в Топале, что в землях графа Вальбы. У нас была лошадь. И телега была. Муж всякую всячину возил, на жизнь зарабатывал. А тут вёз хворост. Забыла сказать, как раз сильный дождь прошёл, колею размыло, ноги не вытащишь.
— Ты по делу давай, — прикрикнул на неё бородач.
— Так я по делу, — огрызнулась селянка и сделала ещё полшага вперёд. — Хворост лёгкий, но когда много и мокрый — тяжёлый. Телега и увязла. Лошадь дёрг, дёрг, а тронуться не может. Муж раз огрел её вожжами. Ещё раз. Лошадь как рванула, телегу по глине как понесло. А тут, как назло, граф на своей машине навстречу ехал. Ну и зацепило жердиной ту самую машину. Совсем чуток. Только грязь сбоку смазало. Пока крику-шуму, прибежали графовы холуи. Лошадь забрали, телегу забрали и хворост забрали. Сказали, после суда отдадут. А на суде сказали, что и лошадь, и телега… — Женщина на секунду умолкла и с трудом выговорила: — …Кон… пек… сакция за ущерб. Но этого мало, и мой муж должен три года отрабатывать на конюшне графа.