Малика растерялась:
— Мун сказал, что гостиниц в Ларжетае немного. Больше постоялых дворов при трактирах и питейных домах. Иностранцы редко посещают Порубежье. Если вам не нравится, можем поискать другую.
— Нравится, — проговорил Вилар и вышел из машины.
Просторный вестибюль встретил мерклым светом и звенящей тишиной. Широкая лестница, взбегая на верхние этажи, раскидывала в стороны, как крылья, балконы с замысловатыми перилами. На ступенях лежала серо-зелёная дорожка; причиной её серости был не оттенок цвета, а грязь. Стены были покрашены лет двадцать назад, если не больше. На потолочных карнизах колыхалась паутина. Бронза на старинных бра потемнела, в люстре под высоким потолком горели не все лампы.
Из-за конторки в углу вестибюля вышла полная женщина средних лет. Заправила за ухо рыжий локон и, проигнорировав спутницу Вилара, низко присела:
— Мой господин…
Он поставил саквояж и чемоданчик возле конторки, повернулся к Малике:
— Если тебе не нравится, можем поискать другую гостиницу.
Хозяйка заведения торопливо присела перед Маликой. Та смутилась и потупила взор.
Через пять минут Вилар поднимался вслед за носильщиком по лестнице, крутя на пальце кольцо с тремя ключами и чувствуя затылком прожигающий насквозь взгляд Малики. Пройдя по балкону верхнего этажа, скрылся в глубине коридора из поля видимости хозяйки гостиницы и замедлил шаг:
— Почему ты злишься?
— Я не злюсь, — сказала Малика. — Я думаю, где мне теперь ночевать.
— Я почти ничего не знаю о Порубежье, и у меня к тебе куча вопросов. Почему я должен бегать из своей комнаты в твою и обратно?
— Разговаривать можно на улице. Или в вестибюле.
— Я не мальчик, чтобы вести беседы на скамеечке, и не лакей, чтобы ждать тебя в коридоре. Я поступил так, как счёл нужным.
Открыв дверь, Вилар пропустил Малику в комнату и бросил носильщику монету.
Никаких излишеств: местами протёртый, но чистый ковёр, невысокие кресла, круглый столик, графин со стаканами, торшер с кремовым абажуром. Две двери вели из гостиной в спальни, расположенные друг напротив друга.
— Держи ключи и успокойся, а то в графине вода закипит, — сказал Вилар и вложил Малике в руку связку ключей.
Схватив чемодан, она влетела в свою комнату и хлопнула дверью. Вилар прошёлся по гостиной, выглянул в окно. На противоположной стороне площади светилась вывеска кафе.
— Я голоден.
— А я нет, — послышалось из спальни.
— Малика, не злись. Не вижу ничего плохого в том, что я буду рядом, — проговорил Вилар и тихо добавил: — Я хочу быть рядом.
— Вы воспользовались своим положением.
— Так воспользуйся моей слабостью.
Малика приоткрыла дверь:
— Приведу себя в порядок, и пойдём ужинать.
Они выбрали столик в углу кафе. Вилар сделал заказ и осмотрелся. Заведение разительно отличалось от трактиров и питейных домов в нищих селениях: тёмно-коричневый паркет; на столах вышитые скатерти цвета старинной бронзы; мягкие стулья с обивкой в тон скатертей; на барной стойке хрустальные бокалы; на полках длинные ряды бутылок с вычурными этикетками.
— Здесь другая жизнь, — сказал Вилар, разглядывая посетителей, одетых по последней моде. Жестом подозвал официанта. — Совсем забыл… бутылочку вина.
— Какое изволите? У нас большой выбор.
— Малика! Какое вино ты любишь?
— Я не разбираюсь в винах, — ответила она.
— Хорошо. Буду полагаться на свой вкус. Маншеровское, семилетней выдержки.
Официант кашлянул в кулак:
— Видимо, большой выбор у нас не такой большой, как я думал.
— Принесите самое лучшее, — усмехнулся Вилар.
Через пять минут он крутил в руке бокал, наполненный золотистым вином, и рассказывал о сортах винограда, о тезарской кухне, о любимом кафе на самой красивой улице Градмира. Подперев щёку кулаком, Малика внимательно слушала. До чего же приятен был её взгляд: обычное вежливое внимание перетекло в искренний интерес, удивление сменилось неподдельным восторгом. Звучавшая музыка дивно вплеталась в тёплые воспоминания о родине, отодвигая на задворки памяти переживания последних дней.
— Можно пригласить тебя на танец? — спросил Вилар.
Малика зарделась:
— Боюсь, у меня не получится. Один наместник был заядлым танцором. Он даже прислугу заставлял двигаться в определённом темпе, в такт музыке. Меня он тоже заставлял делать разные па, но это было давно.
Вилар поднялся и протянул ей руку:
— Прошу.
Обхватил тонкую талию, сжал подрагивающие девичьи пальцы и утонул в чёрных глазах. Не слыша музыки, двигался в ритме готового вылететь из груди сердца. Гибкое тело было послушно его желаниям. Поворот налево, прогнуться назад, задержать дыхание и на выдохе прижаться. Вновь поворот, оторваться на секунду для того, чтобы ещё сильнее прильнуть.
Раздались реденькие аплодисменты. Туман рассеялся. Не выпуская Малику из объятий, Вилар обвёл взглядом зал, ловя на себе восхищённые взоры дам и замечая кривые усмешки их кавалеров. Официанты толпились у барной стойки и, переговариваясь, посматривали на Малику.
— Они смеются надо мной, — прошептала она.
— Ты ошибаешься. Они мне завидуют.
Оставив на столе деньги, Вилар и Малика покинули кафе.
Чудная ночь… Небо — не просто небо, а чёрная бездна, усыпанная мириадами звёзд. Воздух был пропитан запахом нагретой мостовой и ароматами цветов. Освещённая улица убегала вдаль и сливалась с вселенной, которая, казалось, дышала и втягивала бренный мир в себя.
— Похоже на сказку, — сказал Вилар. — Почему только здесь?
— У наместников и помощников была одна забава — съездить в столицу, — ответила Малика, рассматривая под ногами асфальт. — Поэтому они тратили на Ларжетай больше денег, чем на замок. Это было видно по документам.
— Столица — это лицо государства. Не мной придумано.
— Помните школу, в которой мы снимали зал для музыкантов?
Вилар кивнул. Он не забыл полуразрушенное здание с перекошенными окнами и падающей на голову штукатуркой.
Малика взглянула на него с нескрываемым интересом:
— В Тезаре такие же школы?
— Нет, конечно.
— Вы ещё не видели больниц. В нашем с Муном посёлке была больница… Моё счастье, что я попала к маркизу Ларе. И вам повезло — Йола подвернулся. — Малика шаркнула ботинком по мостовой. — Стоит ли сравнивать дороги?
— Не хочу тебя обидеть, но должен заметить: Тезар и Порубежье далеки друг от друга как небо и земля.
— Да чего уж тут обидного? — проговорила она, поднимаясь по лестнице к собакам с отбитыми мордами. — Но не так далеки, как вам кажется. Одно их точно объединяет — возвеличивание столицы. Что касается Градмира — всё понятно. А насчёт Ларжетая… И с Ларжетаем всё понятно. Должен же быть в стране хоть один город, где дворяне чувствуют себя уютно.
Войдя в гостиничный номер, склонила голову:
— Спокойной ночи. — И скрылась в спальне. В замке провернулся ключ.
Вилар придвинул кресло к окну. Восторженные мысли отошли на задний план, вперёд выступили нерадостные думы: Адэру нельзя перебираться в Ларжетай, у него пропадёт желание хоть что-то изменить в стране.