На праздновании дня рождения наследника престола существовал другой порядок – Адэр появлялся после отца.
***
Поигрывая желваками, Адэр смотрел в окно. На дворцовой площади толкалась и шумела толпа в ожидании вина и угощений.
Личный костюмер, одетый по моде завтрашнего дня, – остроносые замшевые туфли, штаны с мотней на уровне колен, узкий пиджак на голом торсе, белоснежный атласный платок на тонкой шее, – ползал возле ног Адэра, подворачивая брюки.
Личный секретарь Гюст, совершенная противоположность своему господину – низкорослый, с торчащим брюшком и покатыми, как у женщины, плечами, – охрипшим от волнения голосом зачитывал список особ, приглашенных на бал.
– Довольно, – произнес Адэр.
– Ваше Высочество, осталось совсем немного.
Адэр выхватил из подрагивающих рук секретаря бумаги и, скомкав, бросил в угол.
Гюст вытащил из кармана пиджака сложенный вчетверо лист, расправил в местах сгибов, протянул Адэру:
– Ваш ответ на поздравление Великого.
– Чем тебя не устраивает моя речь?
– Та, что вы произносите каждый год?
Адэр скривил губы:
– Надо же, сообразил.
Гюст состроил виноватую гримасу:
– Ежегодное «благодарю» – это не совсем речь.
– А ежегодная проповедь – это не совсем поздравление.
В комнату заглянул слуга:
– Ваше Высочество! Объявили Великого.
Перешагнув через костюмера и оттолкнув локтем секретаря, Адэр вышел из комнаты.
Стоя перед троном, он с вызовом смотрел на своего великого отца. Величественно возвышаясь над высокочтимой публикой, Моган бесстрастно взирал на своего непутевого отпрыска.
– Я помню твой первый крик, первый шаг, твое первое слово...
Адэр изогнул бровь. Если кто-то до сих пор это помнит, то уж точно не отец. Скорее няньки, заменившие умершую мать.
– …твою первую конную прогулку…
Адэр сузил глаза. Зачем отец кривит душой? Ведь это хранит в памяти только гувернер.
– …твой первый научный трактат.
Адэр хмыкнул – этого не помнят даже учителя.
– Мы всю жизнь делаем что-то впервые, – понизив тон, промолвил Великий и еще тише добавил: – Ты был чудным ребенком.
Адэр приготовился услышать указания – как ему жить, к чему стремиться, – а отец погрузился в себя, и казалось, забыл, где находится. Гости несмело зашевелились. С озадаченным видом покосились на друг на друга.
– За двадцать пять лет, как все успели заметить, ты вырос, – наконец сказал Великий.
Прозвучали тихие смешки и тотчас смолкли – на лике правителя ни один мускул не дрогнул.
– В кресле наследника тебе уже тесно.
Адэр пошатнулся. Отец уступает ему престол?
– А посему я дарю тебе, мой сын, трон знания, власти и правления. Твори закон и верши правосудие, разрушай и созидай.
Великий обвел изумленных гостей тяжелым взглядом, остановил его на сыне. За несколько коротких секунд Адэр сто раз пожалел, что не выучил ответную речь на поздравление отца.
– Отныне – ты правитель Порубежья.
Адэр вытянулся как струна. Сколько же стоило сил собрать мысли воедино, сколько же потребовалось напряжения, чтобы голос прозвучал громко и твердо:
– Благодарю.
***
Пока за окнами мелькали привычные для взора картины, внимание на них особо не задерживалось. Колосились поля, цвели сады. Зажиточные селения чередовались с большими городами. Завидев летящие по дороге автомобили с правительственными флажками на капоте, мужчины снимали кепки и шляпы, женщины приседали. Но окружающая безмятежность не радовала.
Спешные сборы в Порубежье походили на жалкие попытки привести себя в чувство. Адэр блуждал по дворцу, словно в полудреме, надеясь, что отец объявит о конце розыгрыша. А известие о том, что предложение о ссылке поступило от Вилара, окончательно выбило почву из-под ног. Адэр пытался понять, почему близкий друг обошелся с ним так подло, и не находил причин для предательства.
Вынырнув из мрачных размышлений, посмотрел на лежащую рядом тонкую папку с документами, еще во дворце вложенную ему в руки кем-то из советников Великого. Пришло время ознакомиться с содержимым.
Первый лист. Почерк отца. Хорошего ожидать не приходилось, раз Великий писал сам, а не кто-либо из его бумагомарателей.