Стражи и защитники бегали туда-сюда до полудня.
— Последняя, — сообщил Драго.
Адэр подозвал людей:
— Теперь расставляйте картины в хронологическом порядке. На холстах сзади указан год. Период — двадцать лет. Каждому периоду — свой зал. Полотна времён правления Зервана несите в холл. Его портреты отдельно. Ставьте год за годом.
Сел на подоконник и уставился на разрушенный фонтан в центре дворцовой площади: каскад с тремя водопадными лестницами; на ступенях обломки скульптур; вокруг фонтанной чаши фрагменты ограждения из малахита.
По залу летели голоса: «Мне первый период… Пятнадцатый кому?.. Зервана сюда…»
Через пару часов Драго подошёл к Адэру. Вытирая потное лицо рукавом, доложил:
— Мой правитель, мы закончили.
— Уходите.
Страж вздёрнул брови:
— Куда?
— На дворцовую площадь.
Урбис отделился от толпы:
— Я остаюсь!
— Все на площадь! — Адэр спрыгнул с подоконника. — И вы, маркиз Бархат. Все уходите. Все! — Постоял у окна, наблюдая, как люди выходят из дворца и рассаживаются на бортике фонтанной чаши. Погладил Парня. — Не мешай.
Он переходил из зала в зал. Одни картины разглядывал пристально, возле других задерживался на несколько секунд. Наконец добрался до холла. Сделал несколько кругов по гулким мраморным плитам. Кебади говорил, что в последние годы правления Зервана на страну обрушились несчастья: ливни, землетрясения, засуха. Так и есть. До этих бед Грасс-Дэмор походил на сад. Даже были дороги. Много дорог, везде. Дороги из гранитной брусчатки. Её выковыряли и растащили, как изумруды из Площади Любви. Дубравы и рощи выкорчевали. Луга занесло песком. Долины выжгло безжалостное солнце.
А вот замок… Боже! Это его замок! Там, где сейчас желтеет пустошь, во времена Зервана плескалось море! Этого никогда не вернуть.
Богатая держава без великого правителя потеряла корни, почувствовала бесполезность существования и превратилась в Порубежье. Исчезли все ценности, наступила вековая тьма. Нет цели — нет смысла, после смерти нет жизни, и всё, что делается — рутина.
Адэр подошёл к портретам.
Счастливые родители в пурпурных одеяниях. Безмятежный младенец в кружевах. Адэр опустился перед полотном на колено, притронулся пальцем к ладошке ребёнка:
— Ну, здравствуй, Зерван!
А здесь тебе шесть лет. И сидишь ты… Ты сидишь в саду! На скамье, которую отреставрировали полгода назад: каменная спинка в пчёлках, бабочках и завитках. Удивительные зелёные глаза и волнистые русые волосы. Ты похож на мать и отца — половина наполовину. На сиденье букетик сиреневых цветов. Кого-то ждёшь? Ждёшь… По глазам видно.
Здесь ты старше, а тут совсем большой. А вот ты уже король. Красивый, статный мужчина — от родителей взял самое лучшее. Возле трона в горделивой позе лежит моранда, будто корона на ней, а не на короле.
Здесь ты на морской прогулке. У тебя такой вид, словно ты не на паруснике, а на седьмом небе. Одухотворённое лицо, сверкающие глаза. Улыбка. Держишь моранду за ошейник, усыпанный драгоценными камнями. Ты счастлив.
Свадьба, невеста… Сказать тебе правду? Твоя невеста тусклая и плоская. Могла бы подобрать другое платье.
В парке ты без жены. На Площади Любви один. Возле фонтана один. А здесь ты совсем другой. Что с тобой, Зерван? Не можешь оправиться после безвременной кончины супруги? Последний год правления… Это ты или не ты? До сих пор страдаешь? Сколько можно?
Адэр на секунду замер, вернулся к началу ряда полотен. Медленно пошёл вперёд. Счастлив. Счастлив. Глаза горят. Светишься от счастья… Стоп! Свадьба. Ты ведёшь в танце. Почему смотришь в пол? Как же метко уловил твоё настроение художник!
Вы сидите в беседке. Она держит тебя за руку. Она, а не ты! Ты не любил её! В таком случае что тебя глодало столько лет?
Адэр приблизился к последнему портрету. Притронулся к глубоким морщинам на высоком лбу, коснулся потухших глаз, в которых уже не было жизни. Ты позировал днём, а ночью — быть может, даже этой ночью — покинул дворец навсегда. Что с тобой сделали, Зерван?
~ 49 ~
Белёсое солнце клонилось к крышам, ветер шуршал в золотистых кронах деревьев, издалека доносился ленивый рокот моря. Адэр, Вилар и Малика шли по ребристой мостовой. Камни жадно ловили их неторопливые шаги и нехотя отбрасывали слабым эхом к стенам старинных домов. Парень бежал впереди, прислушиваясь и принюхиваясь.
— Говорить буду я, — сказал Адэр Малике.
— Разумеется, — согласилась она. — Пока вы всё проделывали с блеском.
Вилар украдкой дёрнул её за рукав, но Адэр заметил: