Сидя на краешке стула, Малика покачивалась взад-вперёд:
— Он уничтожит ветонов.
— И правильно сделает!
— Так нельзя!
— Можно и нужно! Адэр не обычный человек! Обычного человека бросят в яму, он сбежит, и о нём забудут. Об оскорблении правителя, и вдобавок сына Великого, будут помнить вечно. Будут рассказывать детям и внукам, как гнали его по улицам, толкали в спину, как обзывали последними словами. Как он сидел в яме, облепленный грязью, словно какой-то паршивый пёс.
— Но так и было!
— Никто не вспомнит, зачем он пришёл. Никто не скажет, что все унижения, весь позор, всё, что он перенёс, — на самом деле настоящий подвиг. Кто ещё из правителей ходил или ходит по стране, прикидываясь плебеем, чтобы узнать, как живут простые люди? Будь он в Тезаре, народ видел бы его два раза в год: на параде и в торжественном шествии. А здесь он всегда среди народа. Он совершает героические поступки, а тебе они кажутся безрассудными.
Малика молчала.
Вилар остановился, пробормотал себе под нос:
— Никогда не думал, что он на такое способен. — И вновь заметался по комнате. — Он дал Совету возможность спасти свой народ. Он мог вызвать сюда тезарские войска и прогнать защитников в кандалах по улицам. Мог забрать у дворян земли и лишить их титулов. Он мог наказать весь город! Но вместо этого пришёл к ним и сказал: «Я дарю вам свободу». Они были обязаны упасть ему в ноги и благодарить за милосердие. Но этого не сделали. Теперь у Адэра развязаны руки.
Малика стиснула на груди платье.
Вилар навис над ней мрачной тучей:
— Я думал, ты понимаешь. Я был уверен, что понимаешь! Я думал, что ты — сила, которая сделает Адэра сверхсильным, которая станет опорой и поможет ему поднять страну. А ты! Вместо того чтобы стать стеной из пророчества, ты рухнула, как трухлявый забор.
— Я была с ним заодно.
— Нет, Малика! В ратуше ты надела маску, а когда вышла из ратуши — сняла. Ты повела себя как двуличный человек. Адэр протянул им руку, а ему плюнули в лицо. Он должен был утереться и забыть? Такое не прощают!
— Вы хотите, чтобы меня замучила совесть?
— Да. Хочу.
— Вам станет легче?
— Да. Станет.
— Я уже попросила прощения.
— Он не сказал, что простил.
— Что ещё мне надо сделать?
— Он остынет, и ты пойдёшь к нему.
Малика вытянулась струной:
— Не пойду!
Вилар схватил её за плечи:
— Пойдёшь и встанешь на колени! Тебя все ненавидят: слуги, советники, народы. До тех пор, пока ты не станешь моей женой…
— Я не буду вашей женой!
— Пока ты не станешь моей женой, тебя может защитить только одно имя — имя короля. Тебе нельзя терять Адэра!
Малика опустила голову:
— Уходите, Вилар. Я хочу побыть одна.
***
Адэр вышел из особняка. Запахнув полы сюртука, опустился на ступени. Парень улёгся рядом и громко зевнул. Адэр потрепал его за уши и запустил пальцы в шерсть, как в тёплые перчатки.
Неужели главным судьёй его поступков станет таинственный зверь из не менее таинственной долины Печали? Сколько дней им отмерено идти одной дорогой? То, что говорил Тиваз, староста климов, подтвердили полотна: моранда будет рядом, пока хозяин не даст слабину. После исчезновения с картин красноглазого зверя — Зервана словно подменили. Словно он сожалел о содеянном. На смену счастью пришло чувство вины. Сожаление чувствовалось и в величавой позе, и твёрдом взгляде, и в каменном выражении лица. Муки совести нитями прошили весь его образ.
Сидеть было холодно. Ступени успели остыть и теперь высасывали тепло из тела. Воздух неподвижный, промозглый. Адэр встал. Идти в такую же холодную постель, смотреть в потолок и думать — не хотелось. Парень сбежал с лестницы. В прыжке схватил зубами молочные завитки и растворился в мутной пелене.
Адэр шёл, не слыша собственных шагов. Туман поглощал все звуки. В размытом свете уличных фонарей парили капельки воды. Появлялись и исчезали расплывчатые очертания домов, оград и деревьев.
Сбоку мелькнула тень. Лицо овеяло знакомым ароматом.
— Малика, ты?
— Да, мой правитель.
— Куда собралась ночью?
— На смотровую вышку.
— На улице холодно. Ты переоделась?
Малика приблизилась, кутаясь в кофту. И виновато улыбнулась:
— Простите меня.
— Где Вилар?
— Наверное, спит. Простите меня, пожалуйста.
— Эйра…
— Я Малика, мой правитель.
Боясь увидеть своё отражение в зеркальных глазах, Адэр смотрел на блестящие от тумана щёки и влажные губы:
— Чёрный — это не цвет, а отсутствие цвета. Верно? А чёрные дни — это дни без красок. И всего-то?
— Я была неправа. Простите меня.
— Урбис говорил, что глаза морун приобретают цвет. Это как?