Малика поелозила пальцем по кожаной обивке сиденья:
— Наверное, маркиз Бархат передумал ехать.
— Маркиз у правителя, — откликнулся Зульц и после недолгого молчания добавил: — Мне не сказали, как я должен к вам обращаться.
В его тоне, как и в позе, сквозила настороженность.
— Меня зовут Малика.
— Я помню. Но вы уже не та Малика, с которой я ездил к морю.
— Ничего не изменилось, Зульц, — неуверенно возразила она и тихо вздохнула. — Даже не знаю, сможем ли мы с тобой ещё раз прокатиться к морю.
Водитель посмотрел на неё в зеркало заднего вида и отвёл взгляд:
— Вы стали старшим советником и будете делать всё, что хотите.
— Нет, Зульц. Я стала советником и буду делать то, что хочет правитель.
— Разве не этого вы добивались?
— Добивалась? — опешила Малика. — С чего ты взял?
Зульц поморщился от досады:
— Простите, я сказал глупость.
Малика вцепилась в колени. Так вот что думает о ней прислуга!
Наконец отворилась дверь флигеля, с лестницы сбежал маркиз. Зульц завёл двигатель и направил машину ему навстречу.
Вилар сел рядом с Маликой:
— Как спалось?
— Не спалось.
Вилар выдавил улыбку и закрыл глаза.
Малика смотрела на пустошь, не успевшую накалиться под солнцем, и ничего не видела. В голове метались мысли: болезненные, колкие. Всё, чем она гордилась — честь и гордость, — втоптали в грязь. Если кто-то из служанок узнает об этой поездке, ей уже не отмыться.
Ближе к полудню автомобиль полетел по асфальтированной дороге; вдоль неё тянулись раздольные селения и похожие на игрушечные города усадьбы.
Вилар с интересом глядел по сторонам:
— В прошлый раз я добирался до столицы другим путём. А тут такая дорога!
— Я подумал, что вам надоело глотать пыль, и сделал небольшой крюк, — отозвался Зульц. — Если поехать в обратном направлении, упрёмся в Тезар.
Вдали показался Ларжетай. С холма, по которому катила машина, столица была видна как на ладони: большая, широко раскинутая, утопающая в зелени. Над белокаменными домами возвышались особняки и замки. К небу тянулись колокольни, башни и купола храмов. Справа, сквозь знойную дымку просматривались волнообразные очертания гор.
Вилар высадил Малику возле её гостиницы и, ничего не объяснив, уехал с Зульцем. Она пробежалась взглядом по новым окнам и гладким стенам, ожидающим покраски. Поднялась по отреставрированной лестнице к каменным собакам и вошла в здание.
Осмотр коридоров и комнат отвлёк от безрадостных мыслей. За Маликой неотступно следовал начальник строительной конторы — поджарый, как скаковая лошадь, человек в промасленной спецовке. Строительные рабочие здоровались с хозяйкой и вновь принимались шоркать, стучать и греметь.
— Таали! Правитель поручил мне важное дело, — сказала Малика. — Я не смогу совмещать его с гостиницей.
— Теперь понятно, почему вас долго не было. — Начальник с сокрушённым видом покачал головой. — Похоже, мои ребята остались без работы. Пойду скажу им, чтобы собирали инструменты.
— Ни в коем случае! Вы должны закончить ремонт. И очень быстро.
— Как же без вас?
— Я назначаю тебя распорядителем.
Таали почесал ребро мозолистой ладони:
— Распорядителем?
— Да, Таали. Ты человек серьёзный, ответственный, и сделаешь всё как надо.
Таали густо покраснел:
— Благодарю за доверие.
— Теперь идём в банк. Паспорт с собой?
— Да, обязательно, — кивнул Таали. — Здесь, в подсобке.
Возле знакомого здания с помпезной вывеской стояла машина Вилара. Зульц сидел за рулём, читал газету и, казалось, ничего вокруг не замечал. Малика подтолкнула Таали к двери, услужливо открытой охранником.
В операционном зале произошли перемены. Возле входа появились два флага: зелёный с бурым медведем (Тезара) и синий с кипенной чайкой (Порубежья). На круглом столе в центре помещения возвышался гигантский глобус, и на вошедшего в банк человека смотрели две страны — солидных размеров пятно на севере и клякса на юге, — разделённые тонкой границей. Мебели (впрочем, как и служащих) заметно поубавилось, и на освободившихся местах стояли горшки с цветами и декоративные кадки с деревцами. На стенах висели исключительно спокойные, светлые морские пейзажи.
Вилар сидел за столом Зарина. Клерк уже не выглядел перепуганным и несчастным, каким был во время их последней встречи. Дешёвые брюки и пиджак цвета полыни он сменил на добротный чёрный костюм, в галстуке поблёскивал серебряный зажим, в запонках переливались камешки.