У него другая… В постели Адэра другая!
Кровь разносила по телу жгучую боль. Боль пережёвывала каждую клеточку. Каждая клеточка умоляла прекратить пытку огнём. Малика потянулась к графину с водой. Вот здесь… на тумбочке… Послышался звон стекла. Чёрт… разбился… По спине пробежали колкие мурашки. Малика успела закусить уголок подушки и, прижав колени к груди, взвыла.
На лоб легла ледяная ладонь.
— Малика! Ты заболела?
Она мотнула головой и вновь выгнулась. Яркий свет резанул по зрачкам.
— Я сбегаю за доктором.
— Свет…
— Малика, где живёт доктор?
— Свет… мешает…
Щёлкнул выключатель, в глазах потемнело.
— Боже мой… Что делать? Малика!
— Воды…
— Я за доктором.
— Не надо… Воды…
Губ коснулось стекло. Малика торопливо глотала холодную воду.
— Малика! Мне страшно!
— Сейчас пройдёт. Это сон, — стуча зубами о стакан, прошептала она и захлебнулась водой: пылающий прут проткнул горло.
Стук каблуков доносился со всех сторон и отдавался в голове звонким эхом. Скрип оконной рамы чуть не разорвал ушные перепонки.
— Сядь! — из последних сил крикнула Малика, и боль вдруг отступила: или Адэр устал за день, или девица не понравилась.
Руку сжали прохладные пальцы.
— Ты вся горишь.
— Мне приснился кошмар, — прошептала Малика и ухнула в бездонную яму.
***
Тёплый луч скользнул по щеке и заставил открыть глаза. Вельма сидела у кровати и с тревогой всматривалась Малике в лицо:
— Как ты?
— Ты приходила ко мне ночью?
Вельма кивнула.
— Я тебя напугала?
— Мне тоже иногда снятся плохие сны. Я просыпаюсь, опять засыпаю. А потом ничего не помню. А ты помнишь?
— Мне приснилось, что я умерла.
— Нет, — покачала Вельма головой. — Мне такие кошмары не снились. Я бы такое запомнила.
— Тебе надо идти.
— Я тебя не оставлю. Побуду с тобой до вечера.
— Малика! Я пришёл, — раздался в коридоре голос Таали.
— Скажи, чтобы подождал, — велела Малика. — И надень другое платье.
Вельма выбралась из кресла, пригладила кружевную юбку:
— Я надела его полчаса назад.
— Мне не нравится слишком открытая грудь.
— Всем нравится, а тебе — нет.
— И не нравится, что оно просвечивает.
— Ну, знаешь ли! Мы не в замке.
— Или ты сменишь платье, или отправляйся к тётке!
Горя негодованием, Вельма удалилась.
Малика обошла все комнаты, придирчиво осматривая каждый закуток. За спиной ни на минуту не прекращался разговор. Таали красноречиво описывал картину, которая предстала перед ним, когда он впервые переступил порог гостиницы. Вельма ахала, охала и без устали нахваливала работу строителей.
Здание было полностью отремонтировано, но мебель, укрытая белыми чехлами, ещё загромождала коридоры и залы.
— Не успели расставить, — произнёс Таали, опережая вопрос Малики. — Мои ребята хотели растащить её по комнатам, художники взбунтовались. Видите ли, сами хотят заняться обстановкой номеров.
— Не противься, — бросила она через плечо.
— На этой неделе должны привезти картины и ковры. — Таали догнал Малику и пошёл рядом. — Вам надо купить посуду и всякую дребедень, которую любят дворяне. В слониках, пастушках и шкатулках я ничего не понимаю.
— Пастушками пусть займутся художники.
Таали шлёпнул себя по лбу:
— Совсем забыл. Они требуют цветы.
— Зачем?
— Говорят, для красоты. Замучили меня со своими цветами. Я их из пальца выдую? — Таали забежал вперёд и услужливо распахнул перед Маликой и Вельмой двери гостевой залы. — Тут работы осталось всего ничего: там подмазать, там подкрасить. Отделочниками командует мой брат.
Учуяв недомолвку, Малика насторожилась.
— Найдите мне замену. Мои ребятки на другом объекте спину гнут, а я с мазилами воюю. Руки плачут по кельме. — Таали похлопал себя по животу. — Бурдюк вырос.
— Я думала, ты поможешь мне с делами в гостинице.
— Так всё, что я мог, я уже сделал. А больше я ничего не могу.
— Хорошо, Таали. Дай мне неделю, — сказала Малика и, осмотрев гостевую залу, направилась на первый этаж.
Стоило ей выйти на улицу, как уши заполонил шум большого города: сигналили машины, лоточники нахваливали пирожки и мороженое, ватаги детей со смехом бегали по площади.
Вельма спустилась вслед за Маликой с лестницы и оглянулась:
— Странно, ночью мне показалось, что она зелёная.
На самом деле гостиница была перламутровой, как внутренний слой жемчужницы. В пасмурную погоду стены приобретали оттенок серого неба. В лучах солнца блестели позолотой. Если вечером на шандалах заменить зелёные светильники красными, здание запылает, будто огромный костёр.